Тем временем характер звуков сменился. На этот раз по коридору из дальнего его конца словно бы катился огромный тяжелый шар. Он пронесся мимо комнаты Корсакова и вылетел на мраморную лестницу, скатившись вниз. Каждый удар по ступеньке оглашал пустой дом диким грохотом. К звукам падающего шара добавился еще один скрипучий треск – кажется, распахивались окна в коридоре. И наконец дверь Владимира содрогнулась от трех могучих ударов, после которых все затихло.
Корсаков по-прежнему держал вход на мушке, но стрелять не торопился. Выждав для верности несколько минут, он вновь разжег успевшую погаснуть лампу, накинул пальто и, не выпуская пистолета из рук, аккуратно подкрался к двери. За ней было тихо. Владимир поставил лампу на пол, стараясь не шуметь, отпер замок и распахнул дверь так, чтобы гарантированно ударить любого, кто имел глупость попытаться за ней спрятаться. Не медля, он выскользнул в коридор и повел револьвером в разные стороны. Вокруг не было ни души.
Корсаков забрал из комнаты лампу, запер дверь и обошел весь корпус, внимательно присматриваясь к дверям. Подготавливаясь к ночевке, он предусмотрительно наклеил на каждую комнату узкие полоски бумаги, чтобы убедиться, что никто не мог войти и выйти незамеченным. Пришлось повозиться с окнами – некоторые действительно были распахнуты, впуская внутрь здания ночной мороз. Удача улыбнулась ему на первом этаже – импровизированная печать на входной двери оказалась сорвана. Владимир спрятал револьвер в карман и вышел в морозную ночь. Во дворе училища также не было ни души. Владимир наклонился и внимательно осветил землю вокруг входа. В нападавшем за ночь снегу четко виднелись следы нескольких пар ног.
Щедрый Белов не поленился разбудить Корсакова в 6.30 утра и принести ему персональный завтрак. Обрадованный Владимир с нежностью оглядывал тарелки с кашей и яичницей, готовый броситься на шею каптенармусу.
– Ну вы умеете порадовать! Слушайте, а как зовут-то вас, вахмистр? – поинтересовался Корсаков.
– Богдан Юрьевич, – усмехнулся дюжий гвардеец. – Только меня так все равно никто не называет, да и вам нечего, вашбродь.
Владимир, который в графском достоинстве был все-таки «сиятельством», решил внимания на это не обращать.
– А чего так?
– Дык нет у меня отца, – просто ответил Белов. – Нашли на крыльце приюта в Юрьев день в белую простыню завернутым. Вот и назвали.
– Ну да, Юрьевич, Богом данный. Сочувствую.
– Да чего уж там! Мы привычные, – отмахнулся каптенармус.
– Слушайте, вы же всех тут знаете, вахмистр, – продолжил расспросы Владимир. – Что можете рассказать про оставшихся на каникулы юнкеров?
– Это вам к доктору надо или к полковнику, – покачал головой Белов. – Я-то здесь, почитай, второй год только.
– Зато мужик головастый и ответственный, – не отставал Корсаков. – Я же их вообще в первый раз увижу, так что вы уж точно лучше меня знаете.
– Ну, – задумался вахмистр. – Ребята нездешние, поступали из разных городов, поэтому и не разъехались по домам. Они все первогодки, «молодые», как принято говорить. Кроме одного, юнкера Зернова. Этот у них «майор».
– Майор? – не понял Корсаков.
– Ну, оставшийся на второй год за неуспеваемость. У них это, почитай, за доблесть сойдет. Вы его остерегайтесь – злобный он мальчишка, прости господи, злой и хитрый, что твоя змея. У начальства на хорошем счету, хоть и второгодник, но своих «зверей» мучить любит. Дежурные офицеры знают, конечно, считают, что так он других ребятишек муштрует и им это на пользу. Так говорят. Молодые его недолюбливают, конечно, но слова поперек сказать боятся, так что он ими верховодит.
Без двух минут восемь Корсаков со стопкой книг под мышкой вошел в учебный класс. Стены аудитории были убраны деревянными панелями. На крючках висели многочисленные карты сражений и военных кампаний. Дальнюю стену закрывал массивный шкаф, набитый книгами и документами. Помещение было достаточно большим, чтобы разместить до ста учащихся, поэтому оставшаяся на каникулы пятерка юнкеров выглядела в нем сиротливо. Четверо будущих офицеров шептались в кружке о чем-то своем, оставшийся сидел по другую сторону от прохода меж партами и с ленивым интересом рассматривал учителя. Одеты они были в простые шинели из темно-зеленого сукна, шаровары и высокие сапоги.
– Доброе утро, господа! – громко поздоровался Корсаков.
Юнкера не удостоили его вниманием. Тогда Владимир прошел к учительскому столу, грохнул на него стопку книг и еще громче повторил:
– Я сказал: «Доброе утро, господа!»
Все еще ноль внимания. Только сидевший отдельно юнкер со все тем же ленивым любопытством склонил голову набок и предложил:
– Хотите, я их построю?
– Извольте, – раздраженно кивнул Корсаков.
– Вандалы, внимание! По местам – пулей! – рявкнул юнкер. Четверка бросилась врассыпную, мгновенно заняв свои места за партами и уставившись на учителя.
– Благодарю, – сказал Корсаков. – Юнкер Зернов, как я понимаю?