Тайный архив Корсакова. Оккультный детектив

Хлопоты рождественского сочельника словно развеяли хмурую атмосферу училища. Паркетные полы блестели. Коридоры наполнял солнечный свет. Даже грозные генералы на парадных портретах будто позволили себе слегка расслабиться. У Корсакова же остался только один неосмотренный участок училища, куда он мог свободно попасть, – могила юнкера. Он решил обратиться по этому поводу к Панину, рассчитывая-таки заглянуть в начальственный флигель ночью, когда обитатели училища будут праздновать или спать.

Владимир застал эскадронного командира в кабинете. Компанию полковнику составлял доктор Красовский, прихлебывающий чай, от которого явственно веяло коньячным духом. Лицо у полноватого врача было исключительно благостным.

– Что-то хотели, Корсаков? – поинтересовался командир эскадрона.

– Да. Вы говорили про могилу юнкера Авалова и что за ней присматривают. Боюсь, самостоятельно я в этом вашем лесу заблужусь, а посмотреть бы хотелось. Сможете выделить сопровождающего?

– Хорошо. – Панин переглянулся с Красовским. – Распоряжусь, чтобы вас проводили.

– Буду премного благодарен.

– Чагин! – крикнул полковник. Молчаливый ротмистр возник на пороге. – Прикажите одному из юнкеров сопроводить господина Корсакова к могиле Авалова.

– Будет сделано! – Чагин развернулся на каблуках и направился к выходу. Корсаков последовал за ним, краем уха услышав тихий смешок Красовского:

– Коля, ты на мундир-то свой посмотри! Куда пуговку дел? Ух тебе Ваня бы всыпал!

– Как? Где? – вскинулся Панин, разглядывая китель. – Действительно! Вот холера!

Владимир вышел из кабинета следом за дежурным офицером, сопровождаемый дружелюбным хихиканьем доктора. В холле он столкнулся с юнкерами, одетыми в теплую униформу. Подростки переминались с ноги на ногу у входных дверей. Корсаков вопросительно взглянул на ротмистра. Оказалось, что с десяти часов юнкерам было предоставлено свободное время с условием вернуться к вечерней службе – Панин ожидал отца Василия, училищного священника. Молодежь с радостью готовилась отправиться в город. Вокруг них суетился Белов, собирая подписи за выдачу парадных шашек.

– Ваше благородие, разрешите обратиться, – выступил вперед Зернов.

– Слушаю, – кивнул ротмистр.

– Юнкер Свойский изъявил желание остаться, дабы исправить упущения в занятиях верховой ездой, – отрапортовал «майор».

По лицу Свойского было видно, что он такого желания не изъявлял. Это была месть Зернова за ослушание в гербовом зале.

– Господин Свойский, это так? – уточнил Чагин.

– Так точно, ваше благородие! – без лишнего энтузиазма подтвердил юнкер.

– В таком случае в полдень жду в конюшне, – ротмистр покосился на Владимира. – По окончании занятий проводите господина Корсакова до могилы юнкера Авалова.

– Будет исполнено! – понуро согласился Свойский. Остальные юнкера, хихикая и шушукаясь, оставили его. В парадных двубортных шинелях из черного меха с эполетами и высоких шапках с султаном из белого конского волоса они выглядели слегка несуразно – вчерашние дети, играющие в офицеров.

– Вашбродь, оставьте росчерк, будьте любезны, – обратился к ротмистру Белов. – За лошадку с санями.

Чагин не глядя подмахнул документ, кивком попрощался с каптенармусом и Корсаковым и удалился к себе в дежурку. Свойский понуро поплелся на второй этаж по правой лестнице.

– Зря они так, – грустно проводил его взглядом вахмистр.

– Не одобряете? – поинтересовался Владимир.

– А чего ж там одобрять? Сам кадетом был. Знаете, как эта традиция называется?

– Да, цук.

– Угу. Не все выдерживают. Свойский-то – не жеребенок, а дрессируют, как животину. Притом ребята, которым полагается быть его друзьями. А они вместо этого танцуют под дудку второгодника. Майор, тоже мне!

С лестницы донесся мелодичный звон башенных часов. Белов спохватился:

– Батюшки, это уже половина, что ли? Простите покорно, Владимир Николаевич, служба!

Корсакова тянуло потратить время с пользой и залезть-таки в генеральский флигель, но на улице был слишком солнечный зимний день, а дверь в дом, как назло, отлично просматривалась из учебного корпуса. Перед Владимиром встал вопрос, мучивший еще Чернышевского, – «что делать?». К его счастью, в холл вышел пребывающий в приподнятом настроении Красовский.

– А, Владимир Николаевич, вы еще здесь? Не будет ли у вас желания отведать чудесного дара новоаквитанских виноградников в моей компании?

– Это вы про коньяк, Алексей Осипович? От таких предложений не принято отказываться.

Комната Красовского располагалась в хозяйственном корпусе сразу у входа. В отличие от спартанского жилища полковника, доктор жил крайне уютно. По стенам были развешаны фотографии и дагеротипы, на полочке у окна ютились всевозможные безделушки, в основном – с Кавказа.

– Воспитанники училища присылают, – проследил за взглядом Корсакова врач. – Не забывают старика!

– А это ваша супруга? – уточнил Владимир, разглядывая единственный нефотографический портрет. На нем неизвестный художник изобразил юную красавицу с мечтательным взглядом.

– Нет, – коротко ответил врач. – Сестра. Она умерла.