Кьярвел тоже знал это. И все же, прежде чем упасть в мерцающее за спиной марево и утащить в него мора Дэгри, Кьярвел бросил в Эйлерта заклятием «спящий огонь». А Дэгри, который чудом не провалился в беспамятство и все еще держался на ногах с опорой на Кьярвела, подхватил падающего Эйлерта подмышки воздушной петлей, отбросил на десяток шагов в сторону ― туда, где лежала на боку опустевшая скорлупа драконьего яйца.
Эйлерт упал на ее край. Затрещали ребра. Скорлупа под тяжестью человеческого тела накренилась, перевернулась и накрыла Эйлерта куполом.
Кьярвел сделал шаг спиной назад, увлекая за собой Дэгри, и вместе с рассветником исчез в темном мареве. Оно тут же угасло.
Эйлерт этого уже не видел. Он даже не осознал полета и падения, не понял, что огонь на его теле погас, сбитый заклятием и залитый мутной жижей. Боль от ожогов не позволяла ему ясно мыслить, но и блаженное забытье не спешило наступать. Заклятие бездны лишилось поддержки и развеялось вместе со всеми своими щупальцами. Чужая, инородная сила перестала вливаться в Эйлерта.
Он лежал, оглушенный, ослепленный, и ждал смерти, но смерть все не приходила. Вместо нее Эйлерту послышалось далекое пение. Мелодия показалась знакомой, как и голос ― чистый, звонкий, как холодная родниковая вода. Этот голос звал и убаюкивал, дарил утешение и надежду.
― ...синеглазка! ― на обожженных до крови губах проступила едва заметная улыбка.
15. Анналейса
Завтрак, несмотря на переживания, Анналейса съела с охотой. Рейва Калвина, заметив это, усмехнулась про себя с облегчением: похоже, чуждая магия не сумела причинить серьезного вреда воспитаннице, молодость и дедова наследственность свое взяли! Болеть Лейсе сейчас никак нельзя: путь им предстоит далекий и непростой, да и на обучение владению магией силы понадобятся.
Сама Лейса, погруженная в мысли обо всем, что узнала, взглядов няни не заметила.
― Пойду, разберу готовые товары, ― встала из-за стола, допив бодрящий травяной отвар. ― Надо бы решить, что на продажу, что ― на подарки соседям и подругам, а что новому владельцу мастерской отдать.
― Подарки? ― остановила няня вопросом.
― Так если мастерскую продавать и уезжать, надо проститься с людьми! Оставить им что-то в память о себе, ― пояснила свои намерения Лейса.
― Послушай меня, девонька, ― рейва Калвина с сожалением покачала головой. ― Уезжать нам тайно придется. Так, чтобы никто не знал, куда мы подевались, в какую сторону направились. Все, что не увезем с собой, новым владельцам отойдет. Они уж сами распорядятся…
― Думаешь, если готовые товары вместе с домом продавать, нам больше золота дадут? ― задумчиво нахмурилась Анналейса. Бежать, ни с кем не простившись, ей совсем не хотелось. Она ведь не лихой человек, чтоб в ночи скрываться! ― Я подругам всего пару безделиц недорогих занесла бы.
― Ничего нам не дадут, ― няня чуть расправила плечи, лицо строгое сделала: приготовилась выслушивать недовольные возгласы воспитанницы.
За Лейсой не заржавело.
― Как ― не дадут? ― она вернулась от порога, встала перед рейвой Калвиной, всплеснула возмущенно руками. ― Мы что, просто так все наследие моих родителей бросим?! Я и замуж-то вышла, только чтобы сохранить его!
― Тише, Лейса, тише! Старалась ты не напрасно. ― Старуха обвела тоскливым взглядом дом, в котором прожила почитай, что четверть века. Сниматься с обжитого места ей было даже сложнее, чем её молодым воспитанницам. ― И мастерская, и все остальное пойдет в уплату за помощь тем, кто нам уехать и скрыться поможет.
Анналейса тут же притихла. Как ни крути, а няня права: за то, чтобы спастись, мало какая цена чрезмерной будет.
― Что за загадочные люди? Ты уже второй раз о них вспоминаешь! ― припомнила недавний разговор.
― Вот когда скажешь, уезжаем или нет, тогда и открою то, о чем спрашиваешь. Пока не надо тебе знать лишнего. ― Рейва Калвина поджала губы, глянула на Лейсу так решительно, что девушка поняла: ни слова больше из няни не вытянет.
― Им хоть верить-то можно ― людям этим? ― переспросила со вздохом смирения.
― Если мне веришь, то и им можешь, ― кивнула старуха. ― Иди, разбирай свои поделки, но думай не о том, кому что подарить, а том, что с собой забрать, а что нам в пути точно не сгодится.
Лейса молча кивнула ― горло сжалось так, что говорить сил не было. Торопливо вышла из кухни, закрылась в мастерской, наедине со своим отчаянием. Как ни противилась она этой мысли, но в глубине сердца знала: даже если откажется уезжать, все одно родительский дом вместе с мастерской и с лавкой потеряет.