Тайный брат (сборник)

Он боялся, что, отвечая, может не выдержать темной ярости, все больше и больше переполнявшей его усталую душу. Перед глазами роились многочисленные серые мухи, левая щека подергивалась, глаз косил. Это гордыня, сказал себе Ганелон. Это темная гордыня. Великий эликсир, философский камень, великая панацея, уробурос, как бы всё это ни называлось, все равно поиск – это ересь, это великий грех, строго осуждаемый Святой римской церковью. Поиск философского камня или алхимического золота есть самое настоящее, ничем не прикрытое гнусное соперничество отдельных тщеславных людей с самим Господом, создавшим мир и всё сущее. Как мог осмелиться на соперничество с Господом гнусный тощий старик, прозванный другими людьми Истязателем? Как могла осмелиться на спор с Богом Амансульта, вдруг жадно захотевшая много нечистого золота? Разве ее желание добраться до тайных старинных книг и до тайного старинного золота, все понять и все осмыслить не есть та же самая гордыня? И разве не является ужасной гордыней странное желание монаха Викентия из Барре, человечка с воспаленными мышиными глазками, постигнуть все знания мира?

Ганелон с яростью смотрел на молчащего старика.

Как сквозь кисею, густо роились перед его глазами серые мухи.

Говорят, что такие, как старик Сиф, вспомнил Ганелон, умеют выращивать в колбе маленьких человечков, они называют их словом хомункулюс. Эти человечки размером с малый палец, но они принимают пищу, думают и даже могут разговаривать, если их научить речи.

Есть ли душа у хомункулюсов?

Этого Ганелон не знал. Зато он слышал, что такие, как старик Сиф, умеют выращивать растения из пепла сожженных трав и деревьев. Они насыпают пепел в пустую колбу, капают немного воды и выставляют колбу на солнце. А это разве не гордыня, это разве не прямое соперничество с Богом, который создал все?

Дева Мария, роза света, помоги мне!

Сдерживая ярость, Ганелон произнес:

– Некая молодая особа, старик, передала тебе книгу. Это старинная книга, старик. Она покрыта для красоты пластинками из потемневшей слоновой кости. У одной пластинки на указанной книге отломлен уголок. Ты ведь получил такую книгу от указанной молодой особы?

– Может быть, – ответил старик Сиф почти равнодушно и подкинул в бурлящий горшок еще одну щепотку травы.

– Указанная молодая особа, старик, поступила очень неблагоразумно. – Ганелон изо всех сил сдерживал нарастающую ярость. – Она не должна была передавать тебе старинную книгу, найденную в подземном хранилище. Суит церти дениквэ финес. Она не должна была это делать.

На этот раз старик Сиф не ответил, но Ганелон перехватил его взгляд, брошенный украдкой на полку с книгами. Тогда он неторопливо подошел к полке. Он никогда не видел искомую книгу, никогда не держал ее в руках, но сразу опознал ее среди других стоявших на полке. Уголок одной из резных пластинок, украшавших переплет книги, действительно был отломлен. Пергаментные листы высохли, стали ломкими, краски выцвели, но, раскрыв книгу, Ганелон легко рассмотрел все детали очень странного, вдруг открывшегося перед ним рисунка. Некий двуликий человек в короне – женщина и мужчина сразу, и перепончатые ужасные крылья за спиной. Крылья синие, как небо, и очень грозные в своей выцветшей синеве. Обе ноги двуликого человека в короне были обвиты змеями, их женские головки, украшенные золотистыми длинными волосами, яростно устремлялись к глазам двуликого человека. В одной руке он держал меч, а в другой весы.

– Кто это? – спросил Ганелон.

Старик ответил, не поднимая опущенной головы:

– Большой герметический Андрогин, попирающий первичную материю, чреватую четырьмя элементами космоустроения.

Все еще сдерживаясь, все еще сдерживая себя, Ганелон медленно приложил обломок, вытащенный из своего пояса, к одной из пластинок, украшающих переплет книги. Края пластинок очень точно совпали.

– Ты видишь? – сказал Ганелон. – Они совпали.

– Да, я вижу, – почти равнодушно кивнул старик. – Тебя, наверное, послал брат Одо.

– Почему ты так думаешь, старик?

– Нет псов усерднее, чем ученики блаженного Доминика. – И повторил, будто запоминая: – Брат Одо.

– Ты боишься его, старик?

– Знаю, он многих уже убил.

– Но брат Одо прощен Господом.

– Разве можно отпустить грех убийства?

Это произнес не старик. Ганелон медленно повернулся.

Привязанный к столбу, на него опять смотрел черноволосый. Лоб его был рассечен каблуком Ганелона, рана густо кровоточила, и капли крови сползали по черной, почти синей бороде.

– Дитя Сатанаила! – сказал чернобородый злобно и даже попробовал разорвать веревки. – Дитя Сатанаила, свергнутого с небес! Дитя дьявола, совратившего праматерь Еву! Дитя Каина и Каломены, родившихся от Сатаны! Почему ты здесь, дитя ада?

– Ты хотел бы меня убить? – удивился Ганелон.

– Мы не убиваем, сын зла.

– Ты катар?