Тайный брат (сборник)

И возвысил голос на матросов: «Хватит рассиживаться! Я хочу, чтобы кто-нибудь спустился в трюм и осмотрел груз. Если там что-нибудь подмокнет, я высчитаю с вас всё за понесенные потери».

Посмеиваясь, поругиваясь, матросы поднимались из-за стола.

– Азимит грязная собака, – сказал кто-то. – У него действительно плохой глаз. Видите, как он косит левым глазом? И он никогда не смотрит прямо на того, кто с ним разговаривает. Он тафур. Он грязный бродяга. Конопатчик прав. Азимит, наверное, украл те деньги, которыми заплатил Алипию за проезд.

Все еще сидя за столом, Ганелон смиренно повернул голову к Алипию: «Мне вернут мой милосердник?»

Услышав голос Ганелона, матросы остановились.

Калафат злобно оскалился:

– Что сказал грязный азимит?

Алипий испуганно, но и успокаивающе повернулся к Ганелону:

– Не надо ничего просить у матросов. Ты же видишь, они как дети. Как сердитые, даже злые дети, – поправил он себя. – Ты же сам видишь, их так много, что я не могу тебя защитить. Смирись.

– Но я хочу, чтобы мне вернули милосердник. Я заплатил тебе за переезд до Константинополя. По условиям переезда я не должен работать на твоем судне и над моей головой в ветреный или в жаркий день должна быть крыша. Ты видишь, что я ни на кого не сержусь и ничего с тебя не требую. Я даже готов работать, даже готов спать на голой палубе, но пусть мне вернут милосердник.

– Не надо ничего просить. Будь мудр и терпелив, путник.

– Что говорит эта грязная собака? – Матросы снова окружили Алипия. – Что он говорит? – Их было десять человек, все они были смуглые и жилистые, и все сердились. – Что хочет от нас грязный пес?

– Он хочет, чтобы Калафат вернул ему милосердник.

Конопатчик злобно и весело помахал милосердником перед Ганелоном:

– Вот твой кинжал, собака! Попробуй возьми его!

– Он разрешает мне взять мой милосердник? – негромко спросил Ганелон.

Алипий строго свел брови. Он не хотел, чтобы матросы почувствовали его испуг. Но он боялся. Он хотел сказать: да, можешь взять свой милосердник, но боялся.

И Ганелон почувствовал его испуг.

И он почувствовал, что матросы расслабились.

Коротко и резко он ударил Конопатчика левым кулаком между ног, и, когда грек, охнув и выронив милосердник, согнулся, Ганелон обрушил на него второй удар – уже на потный затылок матроса. Грек упал. Зарычав, Ганелон бросился на колени и голыми пальцами попытался вырвать греку глаза, но кровь текла так густо, что пальцы Ганелона скользили. Тогда окровавленными пальцами он схватил с пола коротко блеснувший милосердник и выпрямился…»

V

«…Константинополь древен, монотонно говорил Алипий.

Константинополь древен, как горы Вавилонии, как внутреннее море, как народы, которые приходят из ничего и уходят туда же. Константинополь так древен, что он почти создание природы, Ганелон. Он невероятен. Других таких нет. Я бы представить себе не мог, если бы не видел собственными глазами, что на свете может быть такой город. В таком городе все возможно. Если базилевс, владеющий всеми землями Романии, хочет увидеть на месте грязного пустыря сад, всего за одну ночь мертвое место засыпают плодородной землей и высаживают живые деревья. Деревья везут издалека на колесных повозках, обмотав корни мокрыми рогожами. Конечно, какое-то время в таком саду не слышно цикад, но потом появляются и цикады.

Город гордыни, сказал себе Ганелон.

И подумал: разве может свеча затемнить солнце?

Если Константинополь так древен и так велик, хотел спросить он, если он возвышается как гора над всем миром, тогда почему не побоялись войти в него немногие воины Христовы с мечами в руках?

Но вслух сказал: «Зачем ты вырвал меня из рук грифонов, Алипий?»

Хозяин «Глории» не ответил. Он сидел на деревянной клетке, в которой скорчился Ганелон. Клетка была поставлена на палубе под толстой мачтой, и Ганелон видел голые ноги в сандалиях, а не самого Алипия. Наверное, рядом находился кто-то из матросов, потому что Алипий не ответил. Просто продолжал бормотать. А матросы давно привыкли к постоянному бормотанию хозяина «Глории».

– Базилевс не похож на обыкновенного человека, Ганелон, – бормотал Алипий. – Все падают перед базилевсом ниц. Когда-то он мог быть простым конюшим, как император Василий I, или простым солдатом, как император Фока. Он мог быть в прошлом фракийцем или греком, кулачным бойцом или человеком весьма состоятельным, это неважно. Если на ногах базилевса пурпурные сапожки, он – император. И он садится на золотой трон. А на ступеньках золотого трона стоят два льва, тоже изваянных из чистого золота. И листья на дереве, которое украшает трон, тоже золотые. А при виде гостей золотые львы разевают пасти и страшно рычат. Они рычат все то время, пока гостям выносят скамьи и они рассаживаются перед императором…