— Мы все выросли вместе. Так всегда бывает, дети придворных знакомы с пеленок. Сначала игры, прогулки, детские праздники, потом балы, всякие развлечения. Потом сами получают придворные должности. Мы держались вместе: Арнис, я и Олин. У нас были свои игры, в которые девчонок не принимали: война, охота, турниры. Только Элия без конца пыталась влезть. Она была тогда некрасивая, толстая, неуклюжая и страшно вредная. Все время ныла и жаловалась на нас. Как-то раз Арнис здорово ее отлупил, но попало за это нам троим. В другой раз они с Рианной что-то украли с кухни и свалили все на нас. Рианна была старше нас всех, но других девочек ее возраста при дворе не было, поэтому она дружила с младшими.
Арт замолчал надолго. Я ждала — что мне еще оставалось? Любопытство сменилось чувством неловкости. Когда мы только познакомились, он сказал, что против Элии никто не мог устоять. Как будто она соблазнила его или даже приворожила. Но, похоже, все было совсем иначе. И, судя по всему, не слишком красиво с его стороны. Действительно ли мне стоило об этом знать?
— Рианна была моей первой женщиной. Мне исполнилось шестнадцать, ей девятнадцать, и она уже знала, что к чему. Я понимал, что она влюблена в меня, да и сам какие-то чувства к ней испытывал, но… Уж не знаю, почему все девушки при дворе, да и женщины постарше, сходили по мне с ума. Чем я их так привлекал. Внешностью я вряд ли мог равняться с Арнисом и Олином, не говоря уж о происхождении и богатстве. Я был слишком избалован и тщеславен, Мари. Знать, что они не так сильно интересны женщинам, — это доставляло мне удовольствия не меньше, чем сами отношения, короткие и мимолетные. Я легко начинал их и так же легко обрывал, когда видел, что для девушек это становится чем-то серьезным. За восемь лет не было ни одной мало-мальски привлекательной женщины при дворе, с которой я не переспал хотя бы один раз. Кроме Элии. Она была мне неприятна с детства. Как и Арнису с Олином.
Арт рассказывал, и постепенно у меня в голове начала вырисовываться стройная картина. Как будто собирался пазл из множества кусочков. Похоже, при дворе такой промискуитет был делом нормальным. Все со всеми. Чтобы в конце концов выбрать пару и жениться. Раз уж разводы не практикуются. Вспомнилось, как Лэрга вскользь упомянула, что отец Арта был в нее влюблен.
Дремавший в клетке Митрис приоткрыл один глаз, посмотрел на Арта неодобрительно. Протиснувшись в дверцу, подлетел к окну, постучал клювом в стекло, требуя, чтобы выпустили.
Противно слушать, говорил весь его вид. Интересно, подумала я, а как он стал фамильяром Лэрги. Кем был раньше. Надо будет спросить.
Закрыв за Митрисом окно, Арт продолжил свою исповедь:
— Все это время наши отношения с Рианной не прекращались. Но как-то вяло и странно. Она знала, что у меня есть другие женщины, я знал о ее мужчинах. При дворе все на виду. Трудно сказать сейчас, что она для меня значила. Привязанность, привычка, но точно не любовь. Во всяком случае, своей будущей женой я ее не видел. А она надеялась. И однажды заговорила об этом сама. Мне тогда было двадцать четыре — даже еще не «золотая пятерка», а ей уже двадцать семь. Вместо того чтобы сказать прямо, что не собираюсь на ней жениться, я начал плести какие-то глупости. Что не намерен связывать себя так рано. Рианна расплакалась и заявила, что если так, она тоже не намерена ждать и будет устраивать свою судьбу иначе — и как бы я об этом не пожалел.
Тут Арт снова задумался, видимо, вспоминая. Прошел взад-вперед по библиотеке, остановился у камина, глядя в огонь. С самого начала своего рассказа он ни разу не посмотрел на меня.
— Я думал, она нацелилась на Арниса, и только посмеялся. Тот не любил ее с детства, как и Элию. К тому же у него была и невеста, и любовница. Но я ошибся. Это оказался король Гиндар. Ему тогда исполнилось пятьдесят три, но он и сейчас еще мужчина хоть куда. Ты его не видела, так что поверь на слово. Королева Янта была единственной любовью Гиндара, и я не представляю, как Рианне удалось его завлечь. Об их связи скоро узнали, и королева тосковала так, что ее сердце не выдержало.
Вот тут я порадовалась, что Мари не может говорить. Иначе могла бы и не удержаться, ляпнуть лишнее, забыв, что никому, кроме Лэрги, Иттона и меня, не известна тайна Ирессы.