Тайный дневник Исабель

Ее лицо было бледным, а под глазами виднелись темные круги, которые она не смогла скрыть даже при помощи косметики. Она ничего не ела, а только лишь — медленными глотками — пила чай из ромашки. У нее был вид человека, поднявшегося утром с кровати с расстройством желудка. Я ей улыбнулся, а затем попытался спрятать за наколотую на вилку сосиску невольно появившуюся на моем лице — и не совсем уместную для данной ситуации — недоверчивую ухмылку. Я ведь был почти уверен, что она проспала те же самые три часа, что и я, потому что, если я не ошибался, эта барышня ночью тайком присутствовала на собрании, на которое ее никто не приглашал. Я попытался очень внимательно всмотреться в ее — все время полуприкрытые — глаза, невидящий взгляд которых был направлен в какую-то точку на чашке с ромашковым чаем. Я был готов поклясться, что это были именно те глаза, которые я видел прошлой ночью — они поблескивали из-за укрытия. Да, я видел ночью блеск этих — безусловно, больших и красивых — глаз в полумраке коридора, и я, несмотря на большое расстояние, не смог бы спутать их ни с какими другими глазами. Кроме того, незадолго до этого я видел, как она вышла из своей комнаты и с настороженным видом направилась куда-то по коридору. Несмотря на ее не совсем обычное поведение, я поначалу не придал этому большого значения: я подумал, что ей, возможно, что-то понадобилось или что она пошла на тайную встречу с одним из своих многочисленных поклонников… Поскольку я отнюдь не собирался быть хранителем ее невинности — к тому же у меня имелись более важные дела, и я не мог позволить себе пойти вслед за ней, чтобы выяснить, куда она идет, — я решил об этом случае забыть. Однако чуть позже я увидел, что она направилась по подземным коридорам замка туда, куда собирался пойти и я. Почему она забрела туда и тайно наблюдала за собранием, на что не имела никакого права? Этот вопрос не давал мне покоя. В любом случае, это можно было считать еще одним обстоятельством, которое добавлялось к многим другим обстоятельствам, накапливающимся в течение последних нескольких недель и способствующим росту во мне недоверия к этой девушке, которая казалась мне волком в овечьей шкуре.

Для меня становилось все более и более очевидным одно: уже нельзя было терять времени. Я должен был действовать без промедления. На кону стояло многое, и эта — неожиданно свалившаяся на мою голову — кузина отнюдь не была одним из тех козырей, которые я намеревался придержать про запас.

— Доброе утро всем! — раздался твой неподражаемый голос — ты, как обычно, появился с помпезностью.

— Доброе утро, — хором ответили — кто громче, кто тише — все мы, сидящие за столом, перестав попивать кофе.

Ты подошел решительным шагом к нашей матушке и крепко поцеловал ее в обе щеки.

— Доброе утро, дорогая мама. Ты, я вижу, такая же любезная и такая же красивая, как всегда.

— Льстец… — бросила матушка с показной холодностью. Затем она улыбнулась и вся засияла от гордости за саму себя и от переполнявших ее чувств к своему любимому сыну, который, войдя в столовую, первым делом почтил ее поцелуем — ее, а не кого-нибудь другого.

Ты привлек к себе всеобщее внимание этой сценой и сразу же стал главным героем и всего дальнейшего действа. Сев на незанятый стул рядом со мной, ты сказал:

— У вас у всех замечательно свежие лица, из чего я делаю вывод, что вы спали так же хорошо, как и я. Даже ты, брат, сейчас не такой бледный, как обычно.

Ты соизволил обратиться ко мне, слегка похлопав меня при этом по плечу. Я ненавидел это твое похлопывание, потому что вслед за ним ты обычно произносил какую-нибудь фразу, высмеивающую меня перед окружающими людьми.

Ты взял сахарницу и насыпал из нее немножечко сахара себе в чай. Все твои движения казались со стороны заранее продуманными и четкими. Наша матушка, прервавшая при твоем появлении свой разговор с близкой подругой, которая в это утро сидела за завтраком недалеко от нее, с беспокойством посмотрела на тебя.

— Только из этого и будет состоять сегодня твой завтрак, сынок?

— Нет, мама. Я уже успел позавтракать — съел яичницу-глазунью с беконом и гренками и выпил кофе. Теперь мне хочется только попить чаю… а еще съесть один из этих аппетитных рогаликов, — добавил ты, протягивая руку к моей тарелке, чтобы взять с нее один из моих рогаликов, даже не спрашивая у меня на это разрешения.

Я посмотрел на тебя с неудовольствием, но не имел ни малейшего желания тебе возражать. Я знал, что это бесполезно.

— Вот уж ранняя пташка!.. Но кушать тебе, голубчик, надо бы побольше! — пробормотала она (не отличавшаяся за этим завтраком словоохотливостью), отнюдь не претендуя на то, чтобы ее кто-нибудь услышал.

— Куда ты подевался этим утром? — спросила матушка. — Мне хотелось бы, чтобы ты подписал несколько открыток.

— Я ходил на конюшню, чтобы подготовить лошадей. Хочу устроить для Исабель небольшую экскурсию.