Тайный дневник Натальи Гончаровой

Разумеется, он был уже знаменит; ходили слухи, что его любовных побед не счесть, но главное – за ним шла репутация опасного бунтовщика, которого император Александр I отправил в ссылку в Одессу, дабы утихомирить и отдалить от двора; новый император Николай Первый также не питал к нему доверия и установил пристальную слежку и за его передвижениями, и за перепиской.

Его происхождение не вызывало нареканий, в то время как сама личность внушала беспокойство…

5 апреля 1830 года он написал моей матери: «Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее едва начинали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня закружилась». Вот это и называется «как громом пораженный»! Я осознавала, какой предстаю в глазах мужчин. Тот факт, что мною заинтересовалась такая знаменитость, возвышал меня в собственных глазах.

Он отважился обратиться ко мне:

– Добрый день, мадмуазель, – сказал Александр, – умоляю извинить меня за настойчивые взгляды во время вашего занятия, но я вас узнал!

– Мы уже встречались? – наивно спросила я.

– Совершенно верно!

– Где же? – удивилась я. – Это невозможно, я бы обязательно помнила!

– Я встречаю вас каждый день у себя в голове, – улыбнулся Александр. – Не пугайтесь, мадмуазель… кстати, как ваше имя?

– Наталья Николаевна.

– Позволено ли мне представиться? Александр Сергеевич Пушкин. – Это поразительно, как вы похожи на Татьяну, героиню моего романа в стихах «Евгений Онегин», который я сейчас пишу.

Вступление было оригинальным; но я спросила себя, не прибегает ли он к той же уловке, знакомясь с любой молодой женщиной. Каждой из них, должно быть, льстило сравнение с музой знаменитого поэта.

– Подобное сравнение и хвала чрезмерны и незаслуженны, – крайне смущенная, ответила я.

Увы, его слова оказались пророческими, ибо если я действительно была Татьяной, то Александр оказался несчастным поэтом Ленским, убитым моим поклонником Жоржем Дантесом-Онегиным. Как если бы Александр предчувствовал и записал свою судьбу… Это воспоминание о случайной встрече, навсегда изменившей мою жизнь, преследует и волнует меня.

Я продолжила:

– Наверно, вы немного преувеличиваете, господин Пушкин.

– Нет, нет, и, если вам любопытно, могу вкратце рассказать сюжет; как вы собираетесь воротиться домой, вас кто-либо встречает?

– Нет, нет, я ворочусь пешком.

– Где вы живете?

– Рядом с Аничковым дворцом.

– Мне как раз по дороге, если пожелаете, я могу завезти вас.

Я обернулась к своей подруге Ольге, та послала мне чуть заметный одобрительный знак, показывая, что я могу принять приглашение без опаски.

Пока мы ехали, Александр с жаром излагал мне историю «Евгения Онегина»; его рассказ был таким волнующим, что потряс меня. Он великолепно изображал всех персонажей; за каждого говорил особым голосом, это было поразительно; он словно растворялся в своих созданиях, передавая каждый нюанс переживаний. Я видела его то Ленским, ранимым и ревнующим, то Онегиным, дерзким и насмешливым, то Татьяной, удивленной и отчаявшейся. Меня завораживал его теплый, неотразимый тембр; стихи текли, как жемчужины бесконечного ожерелья. Я чувствовала необычайное напряжение.

Когда он играл роль Онегина, то глубоко погружал свой взгляд в мои глаза, голос становился мягким и проникновенным; я позволила унести себя баюкающему поэтическому напеву, на какое-то мгновение поверив, что я действительно Татьяна…

Экипаж тряхнуло, и меня вдруг бросило прямо на Александра; я покраснела, он расхохотался.

Сильная рука скользнула мне за спину, чтобы уберечь меня от другого возможного толчка; это продлилось всего несколько секунд. Впервые я ощутила мужской запах, на меня повеяло жаром мужчины, а не подростка. Вернувшись домой, всё ещё в ошеломлении, я вновь и вновь переживала это мгновение.

В момент прощания он признался, что взволнован и очарован нашей встречей; потом неожиданно и очень серьезно добавил:

– Я должен кое в чем покаяться: я немного солгал вам, поскольку действительно вас уже видел.

– Когда? – искренне удивилась я.

– В своих снах, каждую ночь! Поверьте, это правда, вы живое воплощение, я бы даже сказал, физический и уж точно духовный двойник Татьяны.

И Александр шутливо добавил:

– Ваша реальность только что познакомилась с моим вымыслом! Это редчайший случай и безусловно божий знак, – улыбнулся он. – Отныне вы моя официальная Муза!

Я смотрела на Александра, как зачарованная; я более не замечала ни несовершенства его лица, ни тщедушного и неуклюжего телосложения; я слышала лишь покоривший меня голос, который околдовывал, как змею гипнотизирует флейта заклинателя. Я постаралась стряхнуть наваждение, но напрасно. Наверняка я испытывала то же, что Улисс, очарованный пением сирен, но в отличие от Цирцеи в «Одиссее», предупредившей героя, что нельзя их слушать, никто не предостерег меня от опасности пушкинского магнетизма! Эти фантастические создания шептали мне в точности то же самое:

– Приди же сюда, моя милая Наталья, измени свою жизнь и присоединись к нему!