Тайный дневник Верити

Я не знаю, чего от нее ожидать. Ей даже не нравятся собственные дети. Но нравится Джереми. Она любит Джереми. Если ей известно, что он провел ночь в моей комнате, она может забрать Крю из мести.

Джереми еще ни о чем не подозревает. Он думает, это Крю так шутит с нами. Или что замок каким-то образом защелкнулся сам, когда он закрывал вчера дверь. Для него возможны только эти объяснения. Сейчас он скорее раздражен и вовсе не встревожен.

Джереми смотрит на будильник на тумбочке и снова стучит кулаком в дверь.

– Крю, открой! – он прижимается к ней лбом. – Скоро придет Эйприл, – тихо говорит он. – Она не должна застать нас здесь вместе.

Вот о чем он думает?

Я боюсь, что его жена похитила его сына посреди ночи, а он беспокоится, что его застанут в постели у гостьи.

– Джереми?

– Что? – он продолжает бить кулаком в дверь.

– Знаю, ты считаешь, это неправдоподобно. Но… Вчера вечером ты запер комнату Верити?

Кулак Джереми замирает на двери.

– Не помню, – тихо говорит он.

– Если каким-то невероятным образом нас заперла здесь Верити… Возможно, Крю больше не в доме.

Он смотрит на меня, и его глаза наполняются страхом. Он спешит к окну, дергает ручку и открывает его, но стекла два. Справиться со вторым не так легко. Джереми без колебаний подходит к кровати, снимает с подушки наволочку и оборачивает ей руку. Выбивает стекло и вылезает на улицу.

Через несколько секунд я слышу, как он отпирает дверь моей спальни, проходя мимо в сторону лестницы. Когда я выхожу из комнаты, он уже у Крю. Я слышу, как он бежит по коридору в комнату Верити. Когда он возвращается на лестницу, мое сердце уходит в пятки.

Он качает головой. И наклоняется, опустив руки на колени и тяжело дыша.

– Они спят.

Джереми опускается на корточки, словно колени вот-вот не выдержат, и проводит руками по волосам.

– Спят, – с облегчением повторяет он.

Я чувствую облегчение. Хотя нет.

Моя паранойя начинает влиять на Джереми.

Я совсем не помогаю ему, высказывая свои опасения. Через несколько секунд в дом заходит Эйприл. Она смотрит на меня, потом на Джереми, сидящего на лестнице. Он поднимает взгляд и видит Эйприл.

Джереми встает, спускается по ступеням и, не глядя ни на меня, ни на Эйприл, направляется к двери, распахивает ее и выходит на улицу.

Эйприл смотрит то на меня, то на дверь.

– Тяжелая ночь с Крю, – пожимаю плечами я.

Не знаю, верит ли мне сиделка, но она начинает подниматься по лестнице, словно ей плевать, правда это или нет.

Иду в кабинет и закрываю за собой дверь. Достаю оставшуюся часть рукописи и принимаюсь за чтение. Мне нужно закончить сегодня. Нужно узнать, чем все кончится и есть ли вообще конец. Потому что у меня возникает ощущение, что я должна показать рукопись Джереми. Он должен знать, что не ошибался, когда говорил об отсутствии связи. Потому что он действительно не знал Верити.

В этом доме что-то не так, и у меня такое чувство, что скоро случится что-то еще. Беда не приходит одна.

В конце концов, этот дом полон хроников. И давно пора произойти следующей трагедии.

Глава четырнадцатая

Утро смерти Харпер вспомнить несложно – это случилось всего несколько дней назад. Я помню, как она пахла. Сальными волосами. Она не мыла голову два дня. Что на ней было надето. Фиолетовые легинсы, черная футболка и вязаный свитер. Что она делала. Сидела с Крю за столом и раскрашивала раскраску. Последнее, что сказал ей в тот день Джереми. Я люблю тебя, Харпер.

В тот день исполнилось шесть месяцев со дня смерти Частин. А значит, я провела сто восемьдесят два с половиной дня с чувством обиды на виноватого ребенка.

В ночь накануне ее смерти Джереми спал наверху. Крю зовет его почти каждую ночь, и последние два месяца он спит в гостевой комнате на втором этаже. Я пыталась убедить его, что это вредно для Крю. Что он балует мальчика. Но Джереми меня больше не слушает. Его интересуют только два оставшихся ребенка.

Даже странно, детей теперь на одного меньше, но каким-то образом они требуют больше внимания.

Со смерти Частин секс был у нас четыре раза. Когда я пытаюсь, он не возбуждается. Даже когда я сосу его член. Самое худшее, что это, похоже, его совсем не беспокоит. Он мог бы принять виагру, но отказывается. Говорит, ему нужно больше времени, чтобы свыкнуться с жизнью без Частин.

Время.

Знаете, кому время не понадобилось? Харпер.

После гибели Частин ей даже не пришлось приходить в себя. Она не плакала. Не уронила ни единой слезинки. Это странно. Ненормально. Даже я плакала.

Думаю, можно объяснить, почему Харпер не плакала. Так бывает, когда человек чувствует себя виноватым.

Возможно, я и пишу все это из-за чувства вины.

Потому что Джереми должен знать правду. Однажды, каким-то образом, он это найдет. И поймет, как чертовски сильно я его любила.

Но вернемся к дню, когда Харпер встретила неизбежное.