Тайный друг

— А у меня была дочь, Эмили. У нее развилась очень редкая форма лейкемии. Мы показывали ее всем специалистам, какие только существуют под солнцем. Глядя на то, через что ей пришлось пройти, я готов был продать душу дьяволу, только бы спасти ее. Я знаю, это отдает мелодрамой, но, Богом клянусь, это правда. Для своих детей вы сделаете все что угодно. Все на свете.

Дарби подумала о своей матери. Брайсон повернул на главную дорогу.

— И врачи не говорят еще об одном: боль не утихает никогда. И сейчас у меня душа разрывается на части так же, как и тогда, когда она умерла.

— Мне очень жаль, Тим.

— Люди вроде Гейла не привыкли жить с нерешенными вопросами. Он может купить все, что пожелает. Стоимость его чистых активов, как я слышал, составляет полмиллиарда долларов.

— Вы полагаете, он заключил с Флетчером нечто вроде сделки Фауста?

— Его дочь продержали где-то взаперти около полугода. Ей пришлось вытерпеть бог знает что, а потом этот сукин сын решил всадить ей пулю в затылок, — ответил Брайсон. — Гейл недвусмысленно и очень живописно высказал в местной прессе свое мнение о нас. Он уверен, что мы сели в лужу. Если он решил, что не сможет добиться справедливости с нашей помощью, тогда, может статься, он будет искать ее в другом месте.

Глава 22

Джонатан Гейл стоял перед большим окном гостиной. В руках он вертел старинный медальон с фотографией Сьюзен. Днем он носил медальон в кармане брюк, а по ночам брал с собой в постель. Он боялся, что если положит его обратно в шкатулку, то окончательно потеряет Эмму, поставит ее рядом со Сьюзен, своей умершей супругой, и станет постепенно забывать.

Вот только забыть своих детей невозможно. Вы никогда не сможете забыть отчаянный телефонный звонок Кимми, лучшей подруги дочери, Кимми, которая с тревогой спрашивает, почему Эмма не ходит на занятия и не отвечает на звонки. Она больна, мистер Гейл? С ней все в порядке? Вы никогда не сможете забыть те ужасающие мгновения, когда обнаружили, что квартира дочери пуста. И когда заставляли себя бороться и подавлять страх, а минута за минутой падали в вечность, складываясь в день, другой, неделю, вторую, седьмую… Вы все продолжали верить, что полиция вот-вот найдет ее живой, но недели превращались в месяцы, а вы все убеждали себя, что время еще есть, что не все потеряно, что чудеса иногда случаются… Все еще цепляетесь за последние остатки надежды и свою веру в Бога, когда раздается звонок в дверь и на пороге появляется детектив. Вы никогда не забудете скорбное и убитое выражение на лице детектива Брайсона, когда он сообщает, что тело женщины, по описанию похожей на вашу дочь, обнаружено плавающим в реке. Он открывает папку, и вы видите снимок женщины с раздувшимся лицом, с восковой морщинистой кожей, изъеденной рыбами. На шее у нее висит на платиновой цепочке старинный медальон — тот самый, который вы подарили дочери на Рождество. Вы помните, как Эмма, завернувшись в мягкие складки банного халата, надела этот медальон и как солнечные лучи ярким светом заливали комнату, падая в большое окно и отражаясь слепящим блеском от покрова первого снега, укрывшего задний дворик. Вы помните, как она открыла медальон, и помните выражение ее лица, когда она увидела внутри фотографию матери, которая умерла много лет назад. Вы вспоминаете это мгновение и тысячу других, глядя на снимок в папке детектива, на белую карточку с номером под подбородком, и все еще надеетесь, что это какая-то ошибка. Произошла страшная ошибка, это не может быть правдой!

Детектив ждет, пока вы скажете: «Да, это моя дочь. Это Эмма». Вот только вы не можете сказать этого, потому что как только вы произнесете эти слова, это будет означать, что вы простились с ней навсегда…

Гейл стал наблюдать за смотрителями, убирающими снег. Ему хотелось, чтобы сейчас была осень, его любимое время года. Он представил себе, как ветерок играет опавшими листьями на лужайке перед домом, как в воздухе стоит пронзительный, хрусткий запах свежести, и перед его мысленным взором возникла Эмма. Ей семь лет, она бежит по разноцветным листьям, крича во весь голос и прижимая к груди коробку из-под обуви. В коробке лежит голубая сойка. Одно крылышко у нее сломано, другое отчаянно трепещет — птичка пытается взлететь.

«Ты должен помочь бедной птичке, папочка, ей же больно…»

Гейлу хочется стереть выражение ужаса с лица дочурки, поэтому он хватает телефонный справочник и начинает обзванивать ветеринаров, а птица пронзительно кричит от боли. Наконец он находит врача, который лечит птиц, — это в Бостоне, недалеко отсюда.

Гейл знает, чем все должно закончиться. Он надеется уберечь Эмму от неприятного зрелища, но она настаивает на том, чтобы поехать с ним.