Йон Антонеску сжал губы, пытаясь скрыть недовольство. Он понял, что прибыл во дворец напрасно. Это просто потеря времени, когда нужно столько успеть сделать в трудный на фронте момент.
– Ваше величество, вы прекрасно знаете, что я делаю все возможное для нашего выживания и независимо…
Михай сделал жест рукой, призывая к молчанию. Внутренняя уверенность нарастала. Он сила, он монарх, хотя и сильно ограниченный в правах. И пора показать всем, что монархия в стране сильна и она ведет народ Румынии к благополучию и миру, а не к неминуемому краху.
– Довольно, маршал, – голос короля зазвучал твердо. – Я приказываю вам прекратить всякие боевые действия и подписать перемирие с союзниками. Отныне ваш режим больше не является законной властью в Румынии.
Йон Антонеску побледнел, но его глаза вспыхнули гневом.
– Это государственная измена! – вскрикнул он, сделал шаг вперед, но был остановлен. Внезапно из-за дверей появились офицеры, мгновенно окружившие диктатора.
– Гвардия! – окликнул молодой король, и несколько солдат приблизились к маршалу. – Вы арестованы, маршал Антонеску. Верные люди отведут вас в безопасное место.
Антонеску попытался оказать сопротивление, его рука дернулась к кобуре с пистолетом, но офицеры охраны были решительны. Они схватили его за руки и буквально потащили прочь. Йон Антонеску, выведенный из душевного равновесия, едва удерживался на ногах, понимая, что любая попытка бежать окончится ничем.
– Это предательство! – закричал он. – Вы все поплатитесь за это!
Михай посмотрел на бывшего диктатора и спокойно произнес:
– Время и история рассудят нас обоих.
Когда все завершилось, король Михаил остался один в зале, ощущая, как на его плечи легла тяжесть будущего. Он знал, что его народу еще предстоит пройти через множество испытаний, но этот шаг был сделан ради свободы и демократии. Жаркий августовский ветер осторожно задувал в открытые окна, наполняя тишину еле слышным шорохом.
Генерал Санатеску в приемной короля кивком подозвал к себе молодую женщину в строгом костюме и красивыми пышными каштановыми волосами, аккуратно собранными на затылке в узел.
– Госпожа Зимина, срочно возвращайтесь, пока есть возможность выехать из дворца. Сообщите обо всем, что здесь произошло.
– Не беспокойтесь, генерал, – кивнула женщина. – Я все сделаю.
– И ради всего святого, – генерал поморщился, как от зубной боли, – будьте осторожны, Екатерина. Когда в любой стране происходят такие вещи, вооруженные люди склонны стрелять без предупреждения.
Берия вызвал Платова на ближнюю дачу Сталина, когда на часах было уже два часа ночи. Петр Анатольевич, убирая документы в сейф, подумал, что случилось что-то важное, видимо, это важное обсуждается сейчас со Сталиным и Лаврентий Павлович хочет немедленной консультации, получить свежую информацию или дать срочное задание. Вряд ли это «что-то» произошло в стране. Многие процессы, как политические, так и производственно-экономические, стабилизировались. Это вам не 41-й или 42-й год. Война катится дальше на Запад, Красная Армия переходит государственную границу и начинает громить гитлеровские войска уже в Европе, освобождать народы от гнета коричневой чумы.
Дежурный адъютант провел Платова в комнату первого этажа, больше похожую на веранду. Высокие, до самого потолка стеклянные двери выходили в сад, но изнутри все они были задрапированы белой тканью, собранной складками. В комнате горела только настольная лампа, стоявшая на небольшом столике у стены. Платов уселся в глубокое кресло и положил папку. Можно на некоторое время закрыть глаза и подумать о том, что могло понадобиться Берии или что важного могло случиться за это время в стране и мире.
Умение закрыть глаза и дать отдохнуть мозгу, одновременно продолжая думать о делах, выработалось с годами. Непростая работа у Платова была всегда. И постепенно, поднимаясь по карьерной лестнице НКВД, разрабатывая и проводя все более сложные и значимые операции за границей, он учился не терять ни минуты полезного времени, использовать его рационально для работы и отдыха.
Прошло около двух часов, прежде чем в коридоре раздались тихие шаги человека в мягких кавказских сапогах. Платов мгновенно открыл глаза и повернул голову. Дверь в комнату была открыта и в коридоре возле двери раздавались чуть слышные голоса. Платов узнал в одном голосе знакомый акцент Берии, второй голос он не узнал, да и почти не слышал его. Наконец Берия вошел в комнату и плотно прикрыл за собой дверь.
– Спишь, Петр Анатольевич? – спросил он с какой-то странной иронией.
Наверное, устал до крайности, догадался Платов. С шуткой легче перебороть усталость, любая шутка, произнесенная вслух, создает видимость преодоления усталости.
– Нет, жду, – спокойно ответил Платов, хорошо знавший, что шутить с Берией не стоит, как не стоит и поддерживать его шуток.