Тайный код гения

Мелко порезанная колбаса (знаем-знаем, что вредно! Но иногда так хочется колбаски с кружочками жира), два яйца для яичницы-глазуньи, помидоры, хлеб с итальянскими травами. Еще было полузасохшее печенье. Кажется все, но одеваться и шлепать в ближайший гастроном категорически не хотелось.

Она наскоро приготовила обед и села за стол. Рюкзак был рядом, она с волнением достала листы и углубилась в чтение.

Вопросов все равно оставалось больше, чем ответов: каким образом этот убитый Владимир Вольф, актер театра (или не актер?), связан с этими листами, где упоминается Михаил Булгаков? Но ведь он играл в театре, носящем имя Булгакова, значит, все-таки имел. Каким образом эти листы попали к нему? И кто его убил?

Анна пришла в возбуждение. Спать не хотелось. Она посмотрела на часы. Без пяти минут одиннадцать. Можно еще позвонить Марку. Наверняка тот не спит.

Марк взял трубку сразу.

— Ну? — рыкнул он.

— Мог бы повежливее, — проворчала Анна.

— Прости, нервы. Ну, что там у тебя?

— Я нашла его! Но…

Возникла пауза.

— Да, не тяни же, — бросил Марк. — Говори, прошу тебя.

— Он мертв.

На том конце воцарилось молчание.

— Ты уверена в этом?

— Марк, — рассердилась Анна. — Я своими глазами видела труп. Мертвее не бывает.

— Вот как! — раздался свистящий шепот. — Труп. Отличная инсценировка, чтобы всех оставить в дураках. Прости. Я несу чушь. Но я просто потрясен.

— И это не все, Марк. Я нашла листы бумаги с очень интересным содержанием, и ты даже не представляешь каким. Там упоминается Булгаков. И, похоже, это чей-то дневник. Но вот какое он имеет отношение к Вольфу?

— Записки? Дневники? — Марк был по-настоящему взволнован. — Постой-постой. Я тут не один. Со мной одна американка. И она хочет с тобой поговорить.

Американка оказалась на самом деле русской эмигранткой, ее звали Екатериной Сыромятниковой, она работала над диссертацией, где упоминался Булгаков, и ей интересно все, что относится к нему.

— Эта находка просто замечательна, — сказала госпожа Сыромятникова.

— Послушай, — взял трубку Марк, — еще не поздно. Можно сказать, пионерское время. Бери такси и приезжай к нам. Машина — за мой счет.

— Я еще платежеспособна, Марк, — сказала Анна. — Ждите, скоро буду.

Русская американка, как окрестила ее Анна, оказалась милой женщиной, ее ровесницей. Все вместе они уселись в кабинете Марка, и он сразу поинтересовался:

— Не тесно? Может, перейдем в другое помещение?

— Нормально, — ответила Анна.

Пробормотав, как мантру, свое неизменное «кофе, чай, виски, ром, текила, водка?», Марк поставил перед ними водку и виски, а сам пошел варить кофе.

— Вы не представляете, как все это важно, — сказала Катя Сыромятникова. У нее были изящные руки, которые Анина бабушка называла «благородными», и грустные глаза.

Если бы только эта Анна Рыжикова знала, каких трудов ей стоило не выхватить эти листы прямо у нее из рук и не начать читать там же, разбирая уже выцветшие буквы, и как у нее в голове сразу складывался этот трагический пазл, о котором знала только она одна. И она должна была молчать, но иначе было нельзя. Не могла она никому сказать всей правды, да и не принадлежали только ей эти открывшиеся знания. И, следовательно, не могла она ими и распоряжаться по своему усмотрению.

Москва. Терлецкий парк. Наши дни

— Итак, — он стоял и смотрел на нее, засунув руки в карманы. А она вспомнила их осеннюю встречу. И сумасшедшую золотую осень. Никогда не видела она раньше такой буйной золотистой щедрости.

— Прошло больше полугода с того момента, как мы были тут, — сказал он, словно подслушав ее мысли.

Она кивнула в знак согласия.

— Все так, и вместе с тем по-другому. Нашлись листы того самого осведомителя, который следил за Булгаковым, и нашелся актер Владимир Вольф, или, по-другому, Виктор Сокольский.

— Член нашей боевой группы. Коллега, товарищ. Он был убит. Но почему?

— Причина в том, что… — она запнулась.

— Нас убивают, — сказал он почти сердито, — ты права. Мы даже знаем, кто следующий. Дело в том, что следующий это либо я, либо Паша Линьков. Надо признать, больше из нас никого не осталось.

Глава 10 Московский гамбит

Несбывшееся нередко является для нас, по своим последствиям, такой же реальностью, как и то, что свершилось.

Чарльз Диккенс «Дэвид Копперфильд»

Москва. 1935 г.

Булгаков сидел и работал над романом, но память улетала в детство и юность. Наверное, это было необходимо — вспомнить светлое время, которое уже никогда не вернется.

Летом был футбол, в зимнее время каток. Миша носился на коньках, мечтая кататься лучше всех. Но самое заветное желание стать певцом, великим певцом. Стоять на сцене и петь. И все будут слушать его и плакать, вытирая платочком слезы. Просить автографы и дарить пышные букеты. Но главное, у него будет власть над людьми. Они будут замирать, внимая пению, восторгаться, любить, смеяться. Он будет царить над ними. Станет кумиром и божеством.