Тайный код Конфуция

Примечательно, что само написание иероглифа жэнь никак не связано с моральным фактором, зато непосредственно указывает на какую-то посредническую роль между небом и землей. Иероглиф «жэнь» записывается как графема «человек» слева и «два» справа, таким образом человек здесь явно олицетворяет посредническую или, скорее, объединительную функцию между Небом и землей, образуя в совокупности священную триаду Небо-Человек-Земля. Это можно понять как изображение человека, соединяющего собой Небо и землю, как аналог «мирового древа» или «мировой оси».

Именно человек позволяет Небу совокупляться с Землей, он канал небесных эманаций, благодатных энергий (дэ), которые снисходят на землю. Перед нами — очевидное изображение посреднической функции мага и медиума. И именно это свойство жэньи является основным, что отличает цзюньцзыот остальных людей. Кстати, здесь же становится понятной понимание Мэн-цзы жэнькак особой способности «установить связь между родственниками» — родственниками, ныне живущими, и их предками в загробном мире.

Таким образом , жэнь— это способность установить через себя связь между Небом и землей, опосредовать собой, своим внутренним состоянием связь с ушедшими предками.

Однако далеко не каждый человек способен осуществлять медиативную функцию между Небом и Землей, т. е. обладает жэнь. Но вот поразительный факт: Конфуций признается, что ни совершенномудрый человек, ни благородный муж — цзюньцзыему в жизни не встретились (VII, 26). И в данном случае цзюньцзыоказывается именно идеалом традиции, абсолютным обладателем могущества- жэнь, который уже не встречается в реальной жизни.

Примечательно, что жэньв отличие от многих других качеств нельзя обучиться, его можно именно получить, достичь, воспринять: «Разве жэньдалеко от нас? Стоит устремиться к жэнь— и жэньтотчас приходит». Примечательно, что ж эньне приходить из воспитания, столь ценимого Конфуцием, воспитание лишь открывает канал для этого жэнь. Как-то Конфуций обмолвился, что самые добродетельные люди древности Бо И и Шу Ци «искали жэньи обрели жэнь» (VII, 15).

_{«Мудрый наслаждается, глядя на воды, человеколюбивый наслаждается, глядя на горы» (XVII в.)}

Это особое мистическое чувство, подобное переосмыслению и пере-ощущению всего предшествующего опыта. Не случайно мудрецы учат именно «вызреванию» человеколюбия внутри человека, а отнюдь не привитию его. Мэн-цзы замечает «Пять злаков (т. е. рис, два типа проса, пшеница и бобы — А.М.) являются наилучшими из всех. Но если же они не вызревают, то оказываются еще худшими, чем даже чертополох. Таково и человеколюбие — достигается оно, лишь [окончательно] созрев».

Как видно именно к «человеколюбию», к «любви к людям» жэнь отношения не имеет, это, скорее, «способность к посредничеству», которая и характеризует истинного цзюньцзы. Сам же цзюньцзы, разумеется не «благородный муж», но медиатор между священными силами Неба и земными делами. Собственно, Конфуций считал, что цзюньцзы выполняет важную миссию установление ритуального диалога между небом и землей через свою способность жэнь: «Ибо ноша его тяжела, а путь долог. Он считает жэнь свей ношей — разве это не тяжело? И лишь со смертью его путь подходит к концу. Так разве не долог ли он?» (VIII, 7).

Одному из учеников не удалось уловить смысл высказывания Учителя, и тогда Конфуций уточнил: «Воспитывать прямоту и избегать искривлений. И тогда можно кривое выпрямить». Жэнь— отнюдь не «качество для себя», для удовлетворения собственного тщеславия, но именно «для исправления кривого», т. е. для служения людям. И в этом смысле оно может трактоваться как «человеколюбие».

Чтобы достигнуть жэнь, действительно нужен нравственный подвиг, который может потребовать от благородного мужа даже пожертвовать собой. Пожертвовать — но не унизиться. Некий Цзай Во спросил Конфуция:

— Если человеку, что обладает жэнь, скажут, что это жэнь — в колодце, последует он за ним или нет?

— Благородный муж- цзюньцзы может уйти, но не может пасть, он может даже показаться обманутым, но обманутым не будет, — ответил Конфуций.