Тайный код Конфуция

Зато ученики записали другой, не менее показательный эпизод: Конфуций отдает указ казнить простых музыкантов и танцоров. Возможно, ему показалось, что акробаты-простолюдины просто насмехались над его государем. Но самое главное — они нарушили ход ритуальной встречи двух носителей благодати. И он повелевает казнить актеров.

Нет, он не обидчив и тем более не кровожаден. Он просто с железной волей и поразительной логикой проводит в жизнь свою мысль об «упорядочивании вещей». Каждый должен выполнять строго отведенную ему роль во вселенской архитектонике, тот же, кто нарушает эту симфонию упорядоченных звуков, должен быть исторгнут.

Уже в поздний период своей жизни, скоре всего в 481 г., вернувшись после долгих странствий в родное царство Лу, он вновь требует войны. Советник правителя царства Ци Чэнь Чанцзы убил своего господина, царя Цзянь-гуна. Конфуций обращается к правителю царства Лу Ай-гуну с просьбой послать войска и покарать убийцу. Сам эпизод весьма показателен — речь идет о делах соседнего царства, к которому сам Конфуций формально не имеет никакого отношения. И все же он требует вторгнуться войсками в Ци, подчеркивая нарушение ритуала — ведь Чэнь Чаньцзы убил того, кому служил.

_{Мудрец проводит время в раздумьях о Правилах и мудрецах древности (Худ. Цюй Хуа, XVI в. Альбомный лист)}

Ай-гун колеблется, он не хочет самостоятельно принимать решение о начале войны и посылает Конфуция рассказать об этом главам трех местных влиятельных кланов. Конфуций про себя шепчет слова, как бы объясняя то ли себе, то окружающим, почему столь настойчиво требует войны: «Поскольку я в ранге, следующем за дафу(т. е. высших сановников — А.М.), то не могу не доложить». Главы трех семей отказались посылать войска (XIV, 21).

В этом весь пафос учения Конфуция — ритуальная связь с Небом не должны прерываться ни на мгновение. Жертвоприношения, соблюдения повседневных правил, самосовершенствование, казни отступников, — все это единый ряд мер упорядочивания Поднебесной. Всего лишь ошибка, упущение — и мир начнет разваливаться, еще глубже окунется во вражду, в хаос и смуту. Его не интересуют дела человеческие как таковые, он не человеколюбив и не гуманен — для него важнее сохранить связь с духами и мудрецами прошлых поколений. Вот именно эта способность и есть жэнь

Конфуций вполне осознает свою миссию и свое значение. Его решительные уходы от правителей, что отказались слушать его совета, — яркое тому подтверждение. Даже когда его друзья преподносят Конфуцию подарки «будь то повозка или лошади, но не жертвенное мясо, сам не кланялся» (Х, 23). Подарки он принимает как должное воздаяние за свои знания и наставления, в вот жертвенное мясо адресовано духам, и именно за сам ритуал он благодарит друзей поклоном.

В общении Конфуций нередко строг и нелицеприятен. Осуждение в его устах — норма речи, одна из основных тем обсуждений с учениками. И в этом он также далек от отшельнического типажа мистика, отстраненного от мирских дел. Скорее наоборот, в последний период его жизни критика, осуждение становятся все более частыми чертами его поведения. Конфуций всегда учит на примерах, обсуждая поведения правителей современности и мудрецов прошлых поколений, и волей-волей вынужден кого-то критиковать, кем-то восхищаться. Он то осуждает правителя царства Вэй Лин-гуна (XIV, 19), то журит своих учеников.

В Конфуции удивительным образом сочеталась ритуальная трепетность, мистицизм, с одной стороны, и абсолютный прагматизм государственного служаки, холодный расчет и мудрость решений. Вообще он крайне осторожен в поступках и решениях. Когда заболевшему Конфуцию приносят вельможа из его царства Лу лекарство, мудрец вежливо отказывается: «Я еще не разобрался, что это за лекарство, поэтому не смею его опробовать» (X, 16).

Мудрый Учитель, наставлявший в человеколюбии, мог быть суров и беспощаден, он мог гневаться и клеймить словом. Однако не следует забывать, что Мудрец Кун был поистине великим Учителем, человеком, с которым «говорило Небо». Он чувствовал те потоки духовной благодати, которые недоступны другим людям. Он понимал внутренний священный смысл любого, даже не значительного события и слышал за ним всю симфонию мира. А значит, он мог делать безошибочный выбор между следованием истинному Ритуалу и его подделкой, фактически — между следованием священной истине и имитацией мудрости. Поэтому, чтобы иметь право на гнев или осуждение надо по крайней мере приблизиться к тому духовному свету, который исходил от великого Учителя и до сих пор освещает всю китайскую нацию.

_{Прогуливаюсь в бамбуковых зарослях. Ду Цзин (XVI в)}

Он прекрасно понимает, что тайный закон отпадения от Дао не действует автоматически — не всякий, кто сошел с великого Пути, автоматически теряет право на управление. Например, он рассуждает о правителе царства Вэй Лин-гуне, считая, что тот сошел с пути-Дао. Его ученик Канцзы спрашивает: