Тайный наследник Дона (ЛП)

— Если Данте так сильно нравится Доминик, то он, вероятно, такой же, как и он. — Я откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди. — Между Братвой и Коза Нострой назревает война. Разве ты не беспокоишься о своей семье?

Винсент улыбается. На нем белая кожаная куртка и брюки, на шее изнутри куртки ползет белый свитер с черепаховым вырезом.

— Я беспокоюсь. Моих братьев нелегко убить, но они — все, что у меня осталось после смерти наших родителей.

— Не возражаешь, если я спрошу, что с ними случилось?

— Они оба были убиты в своем особняке. Мы не знаем, кто это сделал, но Доминик подозревает Братву.

— О. — Чувство вины и печали сжимает мою грудь. — Я… я не знала, что вы так потеряли родителей.

В глазах Винсента на мгновение мелькает грусть, но она не проходит.

— Мы не говорим об этом. Я понятия не имею, что происходит между тобой и моим братом, но он никогда не простит себе, если с тобой и Лукасом что-то случится. Вот почему он просит тебя держаться подальше от мафиозных дел.

Я молчу. Я не знаю, что сказать. Я была настолько поглощена собой, что до сих пор не осознавала, что мало знаю о Доминике. Я не знаю, что сделало его таким, какой он есть, и что причинило ему боль.

Винсент смотрит на часы. Это белые часы Patek Phillipe, ограниченная серия.

— Мне пора бежать. Увидимся позже. — Он встает и направляется к своей машине.

Время летит быстро, когда я думаю о Доминике и о том, какую травму ему пришлось пережить, увидев тела своих родителей, убитых в их доме.

Должно быть, это причинило ему огромную боль.

Когда вечером он возвращается домой, я лежу на его кровати и болтаю с Мойрой по телефону, ожидая его. Я заканчиваю разговор и провожаю взглядом мужчину, который стал отцом моего ребенка.

— Привет. — Он кладет пистолет на тумбочку и расстегивает пуговицы на рубашке. — Ты не спишь.

— Честно говоря, не могла уснуть. — Я поднимаюсь с кровати и подхожу к нему, чтобы помочь раздеться. — У тебя был плохой день?

— Нет. — Он бросает рубашку на пол. — Сегодня все было на удивление спокойно. Где Лукас?

— Спит. Он не спал, ждал тебя до восьми.

Доминик потирает висок и стонет. Его глаза мрачны, и он выглядит измученным.

— Я должен проводить с ним больше времени, но меня почти не бывает дома. Мне очень жаль.

Я обхватываю его шею руками. Тепло его тела проникает в мое.

— Все в порядке. Ты сможешь проводить с ним больше времени, когда все это закончится.

Он улыбается, но улыбка не достигает его глаз.

— Конечно, смогу. — Он нежно целует меня в лоб. — Я приму душ и присоединюсь к тебе.

— Как насчет ужина?

— Я не голоден. Мне просто нужен горячий душ и хороший сон. — Он отстраняется и направляется в ванную. Я кладу его одежду в корзину для белья, затем возвращаюсь к кровати и забираюсь под одеяло.

Я уже погружаюсь в сон, когда Доминик входит в комнату из душа, наполняя воздух ароматом сандалового дерева. Он идет голым до шкафа, а когда возвращается, то остается в одних трусах.

Кровать прогибается, когда он забирается на нее и прижимается грудью к моей спине. Его тело прохладное после душа, но все же ему удается согреть меня, когда он обхватывает меня руками.

Я поворачиваюсь к нему лицом. Он не выглядит таким изможденным, как несколько минут назад, но темнота в его глазах не исчезла полностью.

— Могу я спросить тебя кое о чем?

Он слегка кивает.

— Валяй.

— Твои родители. Как они умерли?

Его дыхание сбивается, он разжимает руку и пытается отвернуться, прежде чем я хватаю его за плечо.

— Все в порядке, если ты не хочешь говорить об этом. Я не хочу быть назойливой.

Он на мгновение задерживает на мне взгляд, его голубые глаза пронзают мою душу.

— Их обоих застрелили в их доме, на их годовщину, — тихо говорит он. — Я видел много мертвецов в своей жизни, Елена, но их безжизненных тел не выходит у меня из головы. Такое ощущение, что меня прокляли, чтобы я никогда не забывал. Это как цена, которую я должен заплатить за свою жестокость, и движущею силу моей безжалостности.

В его глазах плещется боль, и я впервые вижу грустное выражение на лице Доминика. Его грусть — это все, что нужно, чтобы мое сердце сжалось в груди.

— Мне очень жаль, Доминик. Я не могу представить, как тебе было тяжело.

Мое сердце разорвалось на тысячу кусочков, когда умерла моя мать, но она умерла от рака. Она упорно боролась, и у нас было время подготовиться к ее последним минутам. И все равно мне больно, когда я думаю о ней. Мне хочется заверить Доминика, что я понимаю его чувства, но я представляю, что это совсем другая боль: знать, что его родители умерли не естественной смертью, и что у них отняли жизнь.

— Если тебе жаль, то ты должна защитить себя, Елена. Я не могу потерять и тебя.

Я придвигаюсь ближе к нему и кладу голову ему на грудь, слушая ровный стук его сердца. Теперь я понимаю, почему он всегда так оберегал нас с Лукасом. Мне так жаль, что я не понимала его раньше.

— Я поняла. Я больше не буду вмешиваться. Обещаю, но Петерсон будет ждать, что я приду к нему на ужин.

— Будет, но никто не собирается вступать на территорию врага только для того, чтобы доказать свою правоту. Оставь дядю мне.