Тайный покупатель

− Ты с ней так связан? Я с мамой как-то живу спокойно. То есть мама и папа сами по себе, я сама по себе. А ты разве не так?

− Но ты контачишь с бабушкой.

− С бабушкой мы хорошо ладим.

«Ладим» – такое хорошее слово, я поцеловал Тоню в губы.

− Я подумаю, Тоня. Спасибо. Когда мы теперь увидимся?

− После выходных. Ты знай: родители не будут против. Я их уговорю. Ты подумай обо всём.

− Тоня! Я только и делаю, что думаю. Если бы не ты, не знаю, как бы я провёл этот август.

− Уезжай отсюда, Антоний. А на даче у нас двойной участок, два дома, сейчас второй дом поставят, будем ремонт делать. Будем жить с тобой иногда на даче, с бабушкой.

Я поцеловал Тоню ещё раз и сказал:

− Тоня! Но у меня тоже бабушка. У неё тоже участок. С другой стороны железки.

− Мы будем ей помогать. Переезжай, Антоний, умоляю тебя.

Стало почти темно.

− Твой лимит исчерпан. Я вызову такси.

Я усадил Тоню в такси, она и не возражала. Она боялась ходить в темноте. Она рассказывала какие-то ужасы. Кого-то у них там убили в лесу, а кто-то пропал, ушёл за грибами, да так и не вернулся. Ещё она рассказывала, что вдоль высоковольтной линии гоняют мотоциклисты, портят малину и землянику.

Я всё стоял на остановке и мучился. Отошёл автобус, я остался один. Постепенно стали подползать люди и спрашивать, был ли автобус, я отвечал, что был и покатил домой. Темно. В принципе опасно в темноте, фонарик я забыл, но надеялся, что не упаду. И не упал.

Выходные дни я переживал тяжело. Без Тони мир стал абсолютно пуст, искусственен, почти как онлайн. То есть, мне теперь не было дела до всех, никому не было дело и до меня. Жорыч не писал больше. Но Дан появлялся каждую ночь. Хорошо было с ним прокатиться ночью, подумал я, развеяться на дороге, но Дан ездил кататься гонять один. Ещё я думал, что осталось совсем мало времени − скоро вернётся мама. И никогда наверное в жизни я так не радовался понедельнику, нашему последнему (на данном этапе) понедельнику вместе с Тоней. Точнее − я так радовался в четвёртый раз. Первый раз – когда остановил время, второй раз − когда смог войти в финал на олимпиаде − радовался, что не подвёл Староверова, третий раз − когда прошёл последним пятнадцатым местом на вечернее отделение на бюджет. Ещё целая неделя, целая неделя с Тоней. Тоня тоже радовалась в понедельник. Но сказала: бабушка расстроилась, надо было снимать черноплодку и делать вино, какое-то их марочное, фамильное, самое дорогое. Во вторник Тоня приехала уставшая. Мы не ходили больше пешком, мы побыстрее доезжали до дома и мучились от того, что так мало времени, а Тоне остаться на ночь никак было нельзя. Но если в понедельник и во вторник мы были абсолютно счастливы, то в среду снова возник вопрос, как жить дальше. Я ничего не хотел думать о будущем. Тоне надо было учиться. Она будет приезжать на дачу к бабушке по выходным. Я всё хотел навестить её бабушку, познакомиться с семьёй на выходных, но Тоня сказала, что не надо. Она очень боялась разговоров в посёлке, она уверяла, что на их улице живут ужасные сплетники и они уедут только в ноябре, тогда на улице останутся кроме бабушки всего «двое домов», в которых живут.

− Двое домов, − улыбнулся я.

− Я даже не уверена, что в ноябре все разъедутся, сам знаешь, какие сейчас зимы.

− Что у вас за люди?

− Пожилые. Много пожилых, по полвека друг друга знают. Все шастают повсюду, в магазины ходят. Ещё к нам ходят местные алкаши, покупают закуску. Тоже сплетники ещё те.

− Да ну: алкаши – дегенераты.

− Что ты. Интеллектуалы. Остались не у дел, вот и бухают помаленьку. Очень умные люди, им скучно, сейчас заготовки в самом разгаре, а я тут с тобой прохлаждаюсь.

С каждым днём руки её становились всё темнее от черноплодки, она снимала грозди с ветки днём, а ночью выжимала сок. Близился сентябрь, оставалось всего два августовских дня, люди по улицам шли с озабоченными лицами, в последний день августа ещё и с букетами. Но мы ходили, как будто одни в целом свете. В последний день перед приездом мамы я нежно держал Тоню за руку, нежно смотрел на неё и гладил её волосы на остановке, она мне сказала:

− Я не удивлюсь, если сейчас за нами кто-нибудь наблюдает.

− Тоня! Знаешь, есть такие люди, они на всех пялятся. Это у них любимое занятие. А ты втемяшила себе в голову…

− Тогда почему Жорыч тебя не беспокоит больше?

− Не знаю, решил не брать

− Они знают, что ты со мной. Он тебе на днях напишет или позвонит и опять привяжется с этими соцсетями, вот увидишь.

− Не позвонит.

− Я не буду с тобой спорить.

− Но Тоня, − я остановил её и обнял, – ты все три дня только и делаешь, что споришь и нервничаешь.

− Я просто переживаю за тебя. Мне кажется, Антоний, ты в ловушке – говорю тебе в десятый раз.

Мама приехала домой в субботу ночью. Она стала совсем другой, загорела, как-то вся подтянулась.

− Мама! Ты такая красотка! Сто с тобой?

− Отдохнула.

Мама впервые не спросила, как я провёл это время. Я меньше всего этого и желал.

− Есть хочу! – мама подошла к холодильнику, открыла: − Ууу − пустой. Варенье хоть поем. Сколько его!

− Да, мама. Я купил варенье.