В день выпускного меня вытолкнули из автобуса, который был заказан в том числе и на мои деньги. Все поехали после торжественного вручения в парк культуры. А меня вытолкнули. Но метро работало, и я доехала до парка сама. Когда я нашла «своих», классная на меня наорала. Вместо того, чтобы заметить, что меня нет в автобусе и не уезжать без меня, она стала визжать, что куда я пропала, она не хочет садиться в тюрьму. В ночь выпускного я сначала гуляла с классной, а потом по набережной одна. В парк культуры не пускали со спиртным, вообще с водой. Но многие делали закладки заранее. Одноклассники мои тоже. Я села на скамейку у Андреевского моста – туда мало выпускников доходили, все кучковались ближе, на Пушкинской набережной. Случайно рядом со скамейкой, чуть позади, разглядела свежую землю, точнее − странно полёгший газон. Тревожно светил фонарь, я раскопала закладку. Но была водка, и я её закопала обратно. Каблуком я вонзилась во что-то мягкое, сняла туфлю, понюхала – не воняет, и раскопала руками вторую закладку. Там было пиво, целая упаковка. Я стащила две бутылки и заторопилась в сторону метромоста: классная сказала, что мы все там соберёмся, у Воробьёвых гор, и пойдём дальше организованно, к утру мы должны были пройти все набережные и мосты и выйти к Бережковской – там нас будет ждать автобус. Я дошла до метромоста, «наших» ещё не было, не подгребли, я оперлась на перила и стала смотреть на Москва-реку, на огоньки баржи, на здания на противоположном берегу, там светился купол-черепаха, это была арена. Я очень любила эту черепаху ещё по фотографиям видов Москвы, книгу мы листали с дедом…
Не знаю, сколько я так простояла, выпила пиво и увидела своих. Все уже были поддатые и никто больше не обращал на меня внимание, вроде бы я пустое место. Мы прошли набережную всю. Шли долго: они по широкой дороге, а я через газон – по узкой, на набережной две дороги абсолютно параллельно. Если вы когда-нибудь шли со своими одноклассниками, с которыми проучились одиннадцать лет, со многими из которых дружили ещё в детском саду, вы меня поймёте. Полное презрение и игнор – вот чем кончилась моя учёба в школе. Меня не замечали сейчас не напоказ, а просто не замечали, не уважали, в падлу было со мной им быть. Не унижали и не оскорбляли – им было фиолетово, до фонаря. Если бы не пиво, я бы не перенесла одиночество. Одиночество в толпе – самое страшное на свете одиночество, не сравнить с одиночеством отшельника-скриптора. Это что-то катастрофическое. Несколько одноклассниц, кто был в туфлях, сняли их и шли босиком, я тоже сняла туфли (хотя они были без каблука) и тоже шла босиком – в знак протеста против всего. Я злилась и смотрела себе под ноги. Вроде успокоилась, посмотрела на своих влево через газон и редкие посадки и увидела ужасное зрелище. Праздник и прощание со школой обернулись для меня адом, так что можно сказать, что зрелище было адское. Немолодые, точнее старые, люди ковыляли еле-еле, кто с палочкой, кто на ходунках. Причём, толпа изрядно поредела. Темно, но фонари светят. Я стала вглядываться в толпу нелепых стариков: противные, мерзкие, сутулые, жирные и худые, грудастая бабка это Зачиняева, наша староста – у неё бабушка точь-в-точь такая. Остальных узнать не смогла, разве что Бубнова по кличке Страус – старик был выше всех, выглядел неплохо по сравнению с остальными, я в первый момент подумала, что это его отец. Позади обнимались и хохотали вставными идеальными челюстями молодящиеся старики – намалёванная бабуля без намёка на талию, но с претензией и очень жеманная, рядом с ней дедок в бермудах по колено и в шляпе с пером. Вроде бы это жиробаска Исаева с чиновничьим отпрыском Евсеевым. Да уж. Жизнь у них прошла неплохо, судя по внешнему виду. Большинство же были самые обыкновенные старые люди, некрасивые, уродливые − нищая братия, я картину такую в музее видела. Я не видела классную – она пропала. Ну если так визжать, до старости дожить проблематично. Я натолкнулась на кого-то, врезалась. На набережной, у перил, стоял пожилой человек, очень пожилой, он был одет как-то по-старинному, но очень добротно. Я сначала подумала, что это кто-то из моего класса, у меня ни разу ещё не было контактов с будущими стариками, но старик заговорил – значит, он здесь и сейчас, ошибочка вышла. Он вышел, чтобы посмотреть на выпускников. Он мне сам это сказал.
− Почему вы не со всеми, а по этой дорожке? – спросил.
− Меня презирают. Я отдельно, классная…
− А ты их презирай. Вот и будете квиты.
− Хорошо.
− Как ЕГЭ сдала? – спросил старик, чувствовался в нём лоск, власть.
− Русский − восемьдесят, литературу ещё не объявили.
− Ну: желаю счастья!
Он не сказал: желаю успехов, удачи, он сказал − счастья. Я ещё какое-то время чувствовала на себе его взгляд, но не оборачивалась – пусть смотрит.