Тайный покупатель

− А мне кажется сейчас похуже кола есть методы. И безболезненные. – Фёдор Максимович любил покритиковать современное общество. − Я вот часто последнее время горе-злосчастье вспоминаю. Какой образ, какой точный образ нашего времени не находишь? Куда не сунься − повсюду горе-злосчастье.

− Я вам банку варенья принёс, это в нашем городе фермеры делают, – я вспомнил, что держу в руках пакет.

− Спасибо Антоний. Чай попью, но дома. А коллегам – Фёдор Максимович погрозил пальцем в направлении почему-то окна, − коллегам не дам!

− Вы достаньте, посмотрите.

Он из вежливости достал варенье, покрутил банку. Я с удовольствием наблюдал как меняется его выражение лица

− Антоний. Твоя рука?

− Ну что вы. Я архитектурным не пишу.

− А я и смотрю. Неуравновешенная какая кириллица, не находишь? И фермеры в твоём городе так каждую банку от руки подписывают?

− Представьте себе.

− Скандал, просто скандал! Это ж самородки!

− Вас порадовать зашёл. Знаю. Вы оцените. Варенье наивкуснейшее.

− Неужели из домашней клубники? Внукам отнесу, окей.

− Окей, − рассмеялся я.

− Но ты всё-таки не пропадай. Как тебя найти? Если вдруг, что изменится, я тебе сообщу.

− Спасибо, Фёдор Максимович. Я не буду больше надоедать, раз такое отношение.

− Вроде взрослые люди. И такие вот злобные злопамятные мстительные, да что там говорить. Маленькая кафедра, вот и на понтах, как говорит молодёжь.

− Фёдор Максимович, молодёжь давно так не говорит – улыбнулся я, надел бейсболку, натянул капюшон. И мы попрощались.

Большая перемена заканчивалась, в аудиторию входили студенты, аромат духов вперемежку с куревом и запахами сдобы, впрочем пирожками могло пахнуть и из столовой − когда их пекли, запах разносился-разбегался по этажам.

Глава третья. В кружке

Не буду тут описывать подробно, что я чувствовал. Получается, меня вышибли из научного мира из-за ложных подозрений. Таких, кого вышибли, но по-прежнему фанатиков (страсть ведь не зависит от статуса) я встречал в кружке древнерусской литературы. А почему бы не съездить и не прозондировать почву в самом кружке? Вдруг Староверов и там наследил?

Старая Москва никогда не восхищала меня. Староверов был просто фанатом и таскал меня по центру еженедельно. Особенно смешно, когда он показывал фото старых снесённых домов и Китайгородской стены – у него были какие-то ценнейшие фото, он покупал копии в архиве. Помню однажды он просто не явился в школу в один из мартовский дней: архив один день в году открывал бесплатный доступ в банк фотографий.

Замоскворечье, куда я и почапал, я как и все провинциалы, всё-таки любил. Тогдашняя купеческая окраина (сейчас-то центр Москвы) не сильно отличалась от домов того же Серпухова или Мирошева, да по всему нашему Подмосковью они ещё сохранились, но разрушаются, и рано или поздно будут сметены с лица земли.

После занятий кружка я любил бродить с братом Владимиром по мостам, вдоль Яузы. Брат Владимир в бытность нашу приятелями, говаривал:

− Замоскворечье раньше всегда было можно узнать по запаху – там пахнет конфетами, в две тысячи третьем году закрыли карамельный цех, а не так давно весь остров стал арт-объектом. А между тем ещё в войну на «Красный Октябрь» приезжала жена Черчиля, она дала фото своих детей и ей отлили шоколадные фигуры, внутри которых почивали фото. Первая леди говорила, что Уинстон ест шоколад исключительно «Красного октября». Вот такая история. Теперь же пахнет конфетами на Красносельской.

Я вошёл в одноэтажное здание, где дислоцировался кружок. Тихо – день. Я потоптался около доски объявлений. Филиал исследовательского института древнерусской филологии работал два раза в неделю. По всей видимости сегодня у них нерабочий день. Даже охранника не было на месте. Я отыскал бухгалтерию. Бухгалтерия − надёжное место, здесь работают самые здравомыслящие люди, никогда не витают в облаках. Но бухгалтерия закрыта, и я пошёл по кабинетам – всё было закрыто. Я спустился в подвал. Там, оказалось, кипит жизнь. Картина «Всюду жизнь». На мои шаги из отдела цифровой печати или фотолаборатории выбежала девушка поспешно поправляя юбку и скрылась за дверью дамского туалета. Я зашёл в эту дверь. Ну конечно же я увидел знакомое лицо из кружка. Это был парень, точнее уже мужчина, с залысинами и пузцом, я его видел на всех занятиях, но никогда и словом не перекинулся. Парень всё время сидел. уткнувшись в пухлые книги, периодически поднимая голову и участвуя в дискуссии. Все его редкие замечания были по делу, а не для того, чтобы промычать всё равно что, лишь бы промычать. Он тоже меня узнал:

− Антоний. Какими судьбами?

Я был рад, что он мне обрадовался.

− Да вот… О кружке хотел узнать…

− В конце месяца. Мы теперь раз в месяц собираемся, затухаем, загниваем. – Он как-то озаботился, смущение пробежали по его лицу: − Но ты, Антош, не приходи – побить могут, − улыбнулся он неловко.

− А что такое?

− Слухи о Леонид Львовиче ходят.

− Какие слухи? – Вот интересно: в кружке получается тоже знали, что я с ним связан. Но откуда?

− Он копии продаёт, типография у него специальная!

− У вас тоже типография