Абсолютно не помня себя, я стал собирать вещи. Я рыдал. Больше я не хотел находиться в этой квартире, ни минуты. Защита через две недели, буду наведываться в Москву, а пока домой, к маме. Заодно и дипломные плакаты ей покажу, файлы в смысле. У них в колледже центр цифровой печати работает, хочется приличной печати на диплом, а не в желтизну. Я разослал сообщения руководителю диплома и ребятам, друзьям по группе. Написал Владимиру насчёт ключей и кресла, и Староверову − попросил прощения за грубость, тоже мне: опустился до его уровня, а может это он опустился до моего. Он не ответил, а Владимир ответил и даже с эмодзи. Вечером я был на вокзале, и ночью стучался в родную квартиру, к маме. Глаза её были заплаканы, она всё знала. Я завалился спать, но заснуть не мог. Ничего страшного не произошло, успокаивал я себя, лежа в полузабытьи. Не может быть такого, что человек не хочет, а его заставляют, я не раб.
Утром разбудила мама, она выглядела прекрасно, как во времена моего детства. Она мне говорила, что теперь колет уколы красоты.
− Антон! Папа ещё просил передать…
− Что просил?
Я подумал, что может он тоже хочет извиниться за некоторые слова, так сказать в ответ. Всё-таки разговор вышел некрасивый, откровенный базар. Не должны люди так опускаться, и что меня дёрнуло ему хамить – я сам от себя не ожидал, как я мог сказать такие слова, одно дело ответы в голове, а другое дело произнесённые вслух.
−Что просил?
− Нет. Ничего. Он предположил. Может вся проблема в девушке?
− В какой девушке?
− Ну может у тебя девушка, или наоборот, ты с ума сходишь, потому что девушки нет.
− Я схожу с ума? – я сел в кровати, я опешил, который раз за эту бесконечную канитель, плавно перешедшую в новый день. – Я? Схожу? С ума?
− Так папа уверил, что если проблема в этом, она будет моментально решена.
− Мама! Мама! Тебе не стыдно?! – возмутился я. – Я прошу: никогда не поднимай эту тему больше! Никогда!
− Ну мы с папой понимаем. Дело молодое…
− Мама! Ты как бабка на сеновале.
− Не на сеновале, а у штакетника, − грустно улыбнулась мама. Она села рядом со мной, обняла и стала причитать:
− Скрипторий был мечтой всей его жизни. Он и со мной сошёлся из-за этого. Всё тогда раздумывал, думал, но тогда ксероксы, сканеры так себе, а сейчас техника наконец стала реальностью, принтер на толщину, представляешь! Это была мечта всей его жизни.
− Мама! Но я не хочу, пойми, не хочу сидеть целый день и писать.
− Обводить, Антон, обводить.
− У меня другие планы, мама. Я не буду работать у него, не хочу и всё!
− Но почему?
− Мама! Ты спрашиваешь, как он.
− Но всё-таки?
− Понимаешь: сидеть целый день взаперти не хочу.
− Но в детстве ты с удовольствием проводил время дома.
− В детстве? Мама, дорогая! В детстве я никогда не был один. Я жил в сказке. Шкаф с книгами − защитник от злых чар. Открыл книжку, вот ты уже и там, в сказке, и никто тебя не победит. Мне надоело одиночество, мама. В школе у меня были только приятели, в институте тоже. Одно время дружил с ними, со Староверовым и с Володей.
− Не напоминай мне об этом тупице.
− Мама! Володя − серьёзный, нормальный.
− Да уж. Со своим папашкой заодно. Они лживые, Антон. Уж я-то получше их знаю.
− Они лживые, мама. А ты?
− Один псевдоним Архип Штукарь чего стоит. – Мама не отвечала как всегда на вопросы о личной жизни.
− Лживые. И ты не лучше. Молчала, ничего никогда не говорила, побудь в моём положении, − перебил я маму, не давая улизнуть с опасной для неё дорожки, скорее даже тропинки.
− Он запрещал мне говорить, я не смела… Он настоял на имени Антоний. Я всё делала, как он требовал. Как я тебя понимаю, Антон, как я понимаю, мне тоже иногда кажется, что наш папа страшный человек.
Если бы сейчас здесь был Староверов, он за словом в карман не полез, не забыл бы упомянуть о том, что когда кажется, креститься надо. Но я видел, чувствовал, маме это совсем не кажется. Она, кажется, в этом уверена.
Глава третья. Сам по себе