Тайный покупатель

− Что «девушка»?! – я почти взбесилась: она тут мне будет девушкать, тупая глянцевая барби! Шрифты я знаю, я их обожаю. Причём разные, ни о какой ошибке в угле наклона не может быть и речи.

− Ээээ… − заэкала худая бабища. − Закругления хромают…

− У меня идеальные закругления.

− Нижний элемент буквы «у» тоже не верен.

− Верен.

− До свидания, Антонина Александровна! – секретарь поднялась, наверное она собиралась меня выпроводить.

Сначала я хотела возразить, ещё поспорить об ошибках. Их не могло быть! Исполнение − согласна. Для черчения нужен навык. Дедушка умер скоро шесть лет как, пять лет был перерыв, ясное дело, что навык теряется, качество страдает, за год я восстановила линии, но равномерный нажим − нет. Я почти никогда не плачу, но тут, когда я увидела, что меня выпроваживают, с презрением, даже с брезгливостью, ком подкатил к горлу. Не из-за себя и низкой оценки. Из-за памяти дедушки. Он бы расстроился из-за моих 55-ти баллов. Наверное, у меня было такое жуткое лицо, что эта красавица с чёрной душой сказала мне:

− Только прошу вас – не возражайте.

− Да, − подтявкнула морщинистая. – А то пятьдесят два получите, у вас рамка не той ширины. Линия не сплошная основная.

− А какая? − выдавила я.

− На миллиметр тоньше.

− Да что вы! – я чувствовала, что очень зла. А казалось бы: чего мне злиться. Я сюда и не собиралась идти учиться. Подставной абитуриент − моя работа. Странная, но работа. Но я разозлилась. Передо мной сидела и скалилась накаченными губами, толстая жабоподобная сильно накрашенная тётка базарного вида, морщинистая же просто пропала – «Не доживёт!» − поняла я. – Помрёт такой, как сейчас…» И я успокоилась, даже не хлопнула дверью. Хлопанье дверьми – единственный знак протеста, который я позволяла себе в квартирах, где убиралась. Если что, всегда можно сослаться на сквозняк и на то, что силы не рассчитала, я же сильная…

Я вышла из кабинета и десятки глаз с надеждой посмотрели на меня.

− Ну как?

− Просто…− я запнулась. – Просто… − я вспомнила что кнопка включена.

− Кароч, отстой полный, − сказала девчонка, жующая огромный кусок жвачки: пока мы стояли, она всё закидывала и закидывала себе новые пластины, пока пачка не кончилась.

− Угу, – я сунула руку в карман и выключила микрофон. Мне вдруг захотелось поделиться с людьми, которых я скорее всего больше никогда не увижу; «Внемлят люди, дышат груди», – вспомнила я строчки из папиных бренчаний.

− Что вам сказали? – спросила видно чья-то мама, высохшая, похожая где-то на преподавательницу, которая втирала мне дичь, но эта была не крашеная, седая, вокруг глаз сети морщин, на лбу морщина удивления.

− Сказали что ошибки…

− Указали на ошибки?

− Указали.

– Мы третий год поступаем, всё без толку, − вздохнула дочка этой несчастной мамы.

− А ещё? А ещё? – суетился какой-то парень, он стоял у стены и его всего трясло, он как-будто был подключен к амперметру.

− Ещё угол наклона шрифта, толщина линии, стрелки и штрихпунктир не понравились.

− Это стандартные отговорки, − сказала холёная ухоженная женщина, держащая за руку полненькую тихую дочку.

− Они тут все продались, − сказала мне тихая дочка.

− Но кто-то же поступает, − раздался голос.

− Кто-то поступает, − всхлипнула полненькая девочка.

− Мы вот думаем. Нам наверное не имеет смысла сдавать рисунок и композицию. Всё равно эти баллы не перекроют шестьдесят по черчению?

− Я бы всё равно сдавала. У меня пятьдесят пять, и я не опускаю руки, − сказала я. Я ж не могла сказать: сдавайте люди; работы скорее всего будут пересмотрены и оценки тоже, тут валят даже самых идеальных в черчении! – это я имела в виду себя.

Запикал телефон, сигналя, что пришли деньги. Я попрощалась и бодро зашагала прочь, на улице перед решёткой уже остановилась машина (здесь в центре улица была пешеходной, ездили только по спецпропускам), охранник выбежал из будки, услужливо открывая ворота. Неужели по горячим следам, по моим следам?.. – подумалось мне, − не может быть. Из машины вышли три человека в костюмах с иголочки, в том числе и молчаливый.

Экзамены шли своим чередом. Где-то просто сдавала, где-то я посещала апелляции с микрофоном. Ночью мне вспоминались просители у дверей с надписью « Аппеляция ВИ» − такие разные мамы и такие похожие девочки-мальчики, которые пахали не один год, не один год поступали и никак не могли пробиться.

Наконец вступительные закончились. Не могу сказать, что я сильно уставала. Я теперь прилично рисовала, у меня были небольшие но всё-таки приличные ЕГЭ, и на дизайн среды, я скорее всего проходила по баллам в первую волну. Мне больше никто не звонил, деньги и немалые на карте грели душу – за июль кредит я оплатила сама, за август тоже собиралась оплатить. Мама повеселела, и даже папа ходил радостный в пересменках между своими турпоходами, поездками и фестивалями, он купил себе новую палатку и новый костюм – мама за лето не отобрала у него ни копейки:

− Пусть порадуется. Когда ещё такое лето ему выпадет.