Степь лежала перед ними плоская и бесконечная. И дорога, едва заметная среди сухих прошлогодних бурьянов, тонула в синей дали, и казалось, – не будет ей ни конца ни края…
Варвара-ханум
1
– Мама!
– Чора! Сынок мой! Вернулся!.. Исхудал-то как!
Красивая белолицая женщина легко, словно девушка, метнулась навстречу юноше, который неожиданно появился на пороге, и прижала его чернявую голову к своей груди. Потом посмотрела ему в глаза, поцеловала в обе щеки и только после этого повела в глубь большой, богато убранной комнаты и усадила рядом с собой на покрытую пестрым ковром оттоманку.
Худая черная служанка внесла на широком деревянном блюде еду и миску с водой. Чора ополоснул руки, взял кусок жареной баранины с перцем и запустил в него свои крепкие зубы… Мать с любовью смотрела на сына и нежно гладила его твердое острое колено. Когда он закончил есть и запивал все шербетом, спросила:
– Где отец? Он тоже вернулся? Ведь не был дома почти полгода!
Чора вдруг покраснел и опустил голову. Мать заметила перемену, происшедшую с сыном, подняла пальцами его подбородок, заглянула в глаза.
– Чора, вы, случаем, не поссорились?
– Да, – тихо ответил паренек и отвернулся.
– Из-за чего?
Чора еще ниже понурил голову и с усилием выдавил из себя:
– Не что, а кто – причина… Полонянка…
– Полонянка? Это та, которую ты привез из Немирова?
– Она.
– Так почему вы поссорились?
Чора припал щекой к плечу матери.
– Мама, ты же знаешь, что я полюбил эту дивчину…
– Знаю… – покачала головою мать. – Хотя никак не думала, что дело дойдет до женитьбы… Ты еще молод. И та полонянка не скрывала, кажется, что любит какого-то казака, за которого собиралась выйти замуж…
– Да, она говорила…
– Вот видишь!
– Но теперь это не имеет значения! – с жаром воскликнул паренек. – Она – наша полонянка и с ним никогда не встретится!..
Мать с грустью посмотрела на сына и теплой ладонью провела по его жесткому черному чубу.
– А что сказал тебе отец?
Чора вздрогнул.
– Отец! Отец! – разволновался юноша. – На Киев мы с ним шли разными дорогами: я из дома, а он – из Немирова… Встретились на Роси, и на радостях я попросил у него позволения жениться на Стехе…
– Ну?
Чора сжался, чуть слышно прошептал:
– Мне стыдно тебе говорить, нэнэ…
Мать закусила губу. От внезапной догадки отхлынула кровь от лица. Щеки побледнели. Горький клубок, подступивший к горлу, перехватил дыхание. Она все поняла.
– Он отказал тебе, Чора?
– Ты угадала.
– И отругал тебя?
– Еще как!..
– Что же он сказал? Неужели что сам женится на той полонянке?
– Да, мама… Прости, что я говорю тебе про это…
На какое-то время в комнате наступило молчание.
Потом женщина гордо выпрямилась, сжала кулаки и, как будто ничего не произошло, внешне спокойно спросила:
– Где он сейчас? Снова поехал в Немиров?
– Нет, он здесь… Скоро придет… Мы вернулись не с пустыми руками, и он делит добычу – ясырь и гурты скота: воины хотят получить свою долю немедленно… Наш ясырь я отправил домой еще с дороги. Отец заранее отобрал и отделил то, что полагалось нам… Ты знаешь, как это делается.
– Боже мой! Как не знать… Разве можно забыть, как меня однажды пригнали сюда, на берег Днестра, и, как скотину, ощупывали и оглядывали чужие люди. И когда это закончится! Каждый раз сердце кровью обливается… – с болью сказала мать.
Чора обнял ее.
– Мама, успокойся, дорогая! Не нужно вспоминать. Ведь я люблю тебя… Люблю и уважаю больше всех на свете! Ты у нас такая красивая, ласковая и умная, родная моя!
Женщина помолчала. Нахмуренное лицо постепенно стало проясняться, а в глазах засветились теплые огоньки.
– Спасибо тебе, сынок… Ты у меня добрый… Ну, так где вы побывали?
– На этот раз в самом Киеве. Потрепали окрестные села, ворвались в город… О Аллах, какой он большой и великолепный! Наш Аккерман в сравнении с ним кажется мне теперь маленьким и грязным. Если бы не крепость да не дома мурз, то эти бестолково разбросанные глиняные халупы стыдно было бы называть нашей столицей!
– И это говоришь ты, сын мурзы? – удивилась мать.
– Мама, ты сама учила меня говорить правду!
– Но не презирать свой отчий дом, каким бы бедным и невзрачным он ни был…
– Спасибо, мама, за науку.
– Мне хотелось бы взглянуть на ясырь, Чора… И на ту… дивчину… Проводи меня!
Они вышли из дома, утопавшего в зелени сада и виноградников. От Днестра тянуло прохладой и запахами рыбы, водорослей.
Яркое южное солнце палило немилосердно… Пройдя широкий двор, где возле служб бродили невольники и татары-батраки, мать с сыном оказались в дальнем углу усадьбы, обнесенном высоким забором из ноздреватого ракушечника. Здесь, в мрачных низких помещениях, прилепившихся к высокой ограде, жили невольники.
– Вот они, – сказал Чора, показывая рукой на группу пленников и пленниц, которые, устало поникнув, сидели в тени под стеной.
Навстречу хозяйке торопился пожилой, но еще крепкий татарин-надсмотрщик.
– Салям, Варвара-ханум, – согнулся он в поклоне почти до земли. – Пришла взглянуть на ясырь?.. Он чудесный! Очень хороший ясырь! Будешь довольна, ханум! Пусть Аллах продлит твои золотые годы!