– Я хочу, Селим, сначала увидеть дивчину по имени Стеха, – поморщилась женщина. – Покажи мне ее.
– Она здесь, ханум. – Надсмотрщик указал на узенькую дверь. – Ее кормят лучше других и на работу не гоняют. Так велел молодой мурза, да будут благословенны его дни… Я берегу ее пуще глаза, ханум, это дорогая пташка! – Он отпер дверь, крикнул: – Выходи! Тебя желает видеть хозяйка, Варвара-ханум.
Послышался шорох, и из двери вышла Стеха.
Не поклонившись, остановилась и пристально взглянула на Чору и миловидную женщину с тяжелой, отливавшей золотом косой. Несмотря на тоску, светившуюся во взоре, Стеха была свежа и прекрасна, как только что распустившийся пион.
– Как тебя звать? – спросила задетая за живое ее красотой Варвара.
Стеха не ответила, только чуть повела плечами.
– Тебе здесь хорошо? Никто не обижает?
Девушка и на этот раз ничего не сказала. Видя, как сжались ее губы и потемнели глаза, Варвара поняла, что не добьется от нее ни слова.
Чора тоже молчал, но мать заметила, как влюбленно он смотрит на прекрасную полонянку. И у Варвары в груди одновременно с чувством горькой скорби по собственной уходящей молодости росла гордость за сына, взрослого, возмужавшего, овеянного и обожженного степными ветрами, и тревога за его будущее счастье. Где оно? Неужели в этой дивчине?.. Варвара окинула быстрым взглядом ладно скроенную фигурку, прелестное личико, тугой жгут русой косы, и в душе всплыли противоречивые чувства – жалости к пленнице, материнской любви, как к возможной будущей жене сына, и острой ненависти, как к молодой красивой сопернице.
– Ну почему ты не хочешь говорить с моей матерью, Стеха? – спросил Чора.
Полонянка медленно повернулась к нему, но тут из гурьбы невольников выскочил худенький человечек с перевязанной правой рукой и воскликнул:
– Стеха! Это ты, Стеха?
Девушка встрепенулась, побледнела и с криком метнулась к нему.
– Дядька Иваник! – Она упала мужчине на грудь, зарыдала. – И ты тут? Тоже в неволе!.. А где Арсен?
Невольники взволнованно гомонили. Варвара и Чора молча наблюдали за такой неожиданной для них встречей.
Иваник здоровой рукой погладил Стеху по голове.
– Бедненькая!.. Разыщет тебя, дивчина, Арсен, знаешь-понимаешь. В Немирове все перевернул – не нашел. Теперича в Крым поехал, думал, что тебя и Златку туда завез людолов-салтан…
– О Боже! Я тут… А Златка… Не знаю даже, где она…
– Да ты не тужи, найдет он вас! Вот те крест! – Иваник с трудом перекрестился, от всего сердца желая успокоить девушку. – Хоть весь свет ему пришлось бы обшарить – найдет! Вот пускай и Кузьма скажет, он хорошо знает твоего брата!..
Рожков поздоровался, с участием посмотрел на сестру Арсена.
– Не журись, девонька! Иваник правду говорит. Арсен вызволит иль выкупит тебя!
Вокруг них столпились невольники. Чужое горе на некоторое время оттеснило их собственное, посыпались советы и утешения. Но скоро люди притихли, вспомнив свое жуткое положение, обернулись к хозяйке.
– Здравствуйте, люди добрые! Здравствуйте, земляки и землячки! – поздоровалась Варвара-ханум.
– Добрый день, милостивая пани, – кто-то несмело ответил из толпы.
Невольники угрюмо рассматривали статную женщину в роскошной шелковой одежде и в расшитых бисером чириках. Кто она, почему так хорошо говорит на их языке?
Варвара-ханум печально смотрела на них, и на глазах ее блестели слезы. Сколько раз уже встречала она таких же несчастных с тех пор, как сама попала сюда! Сколько тысяч их прошло перед ней, но привыкнуть к жестокому зрелищу она не смогла!..
– Боже мой, осталось хоть немного людей на Украине или там уже одна голая степь? – произнесла она с тоской. – Когда же кончится это лихолетье? Когда наша дорогая отчизна перестанет истекать кровью, от боли кричать, в нестерпимой неволе гибнуть?
Все молчали, пораженные словами этой незнакомой женщины слова.
Вперед выступил Кузьма Рожков.
– Об этом, ханум, стоило бы спросить не нас, а ялы агасу[62] да мурзу Кучука… Это они чаще других нападают со своей ордой на Правобережье! Это они вместе с крымчаками да янычарами так опустошают тот край, что там и вправду скоро не останется ни одной живой души… Так что вам, ханум, следует спрашивать у виновника, у своего мужа, кровавого людолова!
– Раб! – воскликнул возмущенный Чора и схватился за саблю. – Как ты посмел сказать такое?!
Но мать придержала его руку:
– Стой, Чора! Этот храбрец говорит то, что есть на самом деле. – И подняла взгляд на стрельца: – Как твое имя?
– Кузьма Рожков, ханум.
– Кузьма Рожков… Спасибо тебе за правду… Ты смелый человек.
– Мы все тут осмелели, дальше некуда, – пробурчал Иваник, – терять-то нам, кроме жизни, нечего. Чего стоит рабская жизнь, ты, ханум, сама знаешь-понимаешь…
– Не зовите меня так, – тихо сказала женщина. – Какая я ханум? Я тоже полонянка, как и вы…
– Федот, да не тот! – снова не сдержался Иваник.
– Судьба невольников, а особенно невольниц, складывается по-разному…
– Откуда сама? Не землячка, часом? – спросил Иваник.
– Из Борзны, если знаешь.
– Из Борзны? Как не знать… Даже хорошего знакомого имел оттуда… Близкий друг вот ее брата. – Иваник кивнул на Стеху.