Тайный ребенок от ректора. Оттенки прошлого

– Расточительство, – бросает, не отвлекаясь от дела. – Нас мать всегда учила всему, что может пригодиться в жизни. А я ещё был тем, кто вечно всё рвёт. Поэтому шитьё было моим каждодневным занятием в качестве наказания. Особо этим не увлекаюсь сейчас, но по мелочи могу, – поднимает на меня улыбчивый взгляд. – Повезло тебе, Милена.

– Ага, – киваю.

Дважды повезло. И брюки спасём. И матерью его детей станем.

– Ну вот, – указывает длину. – По твоему росту будет в самый раз. Я бы на тебе наживил, но немного не подумал сразу это сделать. А бегать тебя туда-сюда не хочу заставлять. Тем более у меня дела. Надо на сцену идти.

– Режьте, – даю ему ножницы.

Чем быстрее он всё сделает, тем быстрее мы отсюда уйдём и присоединимся к людям. А уж там я сбегу.

– Режу, – бросает и ловко отрезает лишнюю ткань.

После чего минут десять, а то и больше, смётывает ткань, а потом обрабатывает срезы и строчит новые края брюк. Я же сижу рядом и пытаюсь понять, как это всё работает и почему получаются такие красивые и разные швы из одной и той же машинки. Она ведь одинаково иглой двигает, а шов разный.

Что за магия?

И ведь Громов ничего такого не делает. Только руками ткань тянет под иглой и кнопочки нажимает.

– Готово! – отдаёт мне брюки, выключая машинку. – Быстро переодевайся и, может, успеем на конец церемонии. Там как раз самое интересное и весёлое обычно происходит. Прощание и приглашение напиться в местном кафе, – подмигивает, но меня этот «конец» не интересует. Только знать ему об этом не обязательно.

– Ага! – киваю и спешу переодеться.

Натягиваю шорты, надеваю пиджак и возвращаюсь к мужчине.

– Ну как? – показываю ему свой новый образ. – Даже и не скажешь, что раньше были брюками, если честно! И к пиджаку так идут! И к босоножкам. У вас талант, Егор Данилович.

– Если бы, – хмыкает. – Ну так что? Пойдём? – указывает рукой на выход из аудитории, и я, подхватив сумочку, направляюсь туда.

– Милена, а вы не хотели бы меня отблагодарить? – мужчина появляется сзади и приобнимает меня за талию. – За чашечкой кофе, например? Я получше тебя с творчеством дедушки познакомлю. Расскажу то, чего нет ни в одной биографии, – многозначительно поигрывает бровями, и я уже готовлюсь его послать, когда дверь кабинета распахивается и в аудиторию влетает запыхавшаяся Сара.

– А ну, руки от неё убрал! – выкрикивает и бьёт его сумкой по голове, чуть не задев меня. И не убив.

Рука Егора Даниловича на моей талии ослабевает, и мужчина падает на пол с ощутимым грохотом.

Округляю глаза и испуганно перевожу взгляд с мужчины на подругу.

Глава 5

– Ты чего?! – шиплю на неё.

– Я не знаю, – также испуганно произносит, глядя на безжизненное тело. – Ты же сама написала, что ситуация «красный». Я думала, он тебя изнасиловать решил. И… вот я… пришла как смогла.

– Но по голове-то зачем? – пищу, руками прикрыв рот, чтобы не закричать.

– Папа говорит, что это самое слабое место, – виновато пожимает плечами, прижав орудие преступления, а точнее, сумку, к себе. – Если хорошо ударить, то можно отключить человека. Вот я и подумала, что… по голове ударю. Увидела его, и тут ты. И я его…

– Что там у тебя, – киваю подбородком на сумку. – Гиря?

– Учебники получила. Лена, у него кровь! – восклицает, завизжав от ужаса. – Из носа. Что делать?! Он истекает кровью! Он умирает?!

– Кровь? – переспрашиваю и оглядываюсь на Громова, по-прежнему лежащего на полу. – Твою мать! Сара, дверь закрой, чтобы никто нас не увидел, – командую и падаю перед несостоявшимся отцом моих детей на колени.

– Что делать?! – в панике интересуется подруга, стоя над нами и наблюдая за моими действиями. – Я его убила, да?! Убила? Он мёртв?

– Да жив вроде, – произношу, нащупав пульс. – Так, Сара, вспоминай, что говорил папа. Что делать при обмороке?

– Не дать головой ударится? – бросает и вопросительно смотрит на меня.

– Поздно. Он уже пережил два удара.

– Ноги выше поставить, – кидает, и я, подтянув ближайший стул, кладу на него ноги мужчины. То и дело проверяю его пульс, чтобы не отключился.

– Вызывай пока скорую, – прошу её. – Скажем, что горшок упал на голову, – озвучиваю ей официальную версию случившегося.

Встав, сбрасываю один горшок на пол. Ломаю подставку, словно из-за неё упал цветок. И, взяв немного земли, обмазываю голову Егора Даниловича ею. Для алиби. Горшок ведь на голову упал. Следы остаться должны.

Я точно в маму пошла! Такая же хладнокровная, что даже в одном помещении с возможным трупом мыслю здраво. И придумываю алиби!

– Ага, – кивает Сара и быстро звонит в скорую. После чего отключается. – Они сказали ему воздуха больше дать. Так он быстрее в себя придёт, – озвучивает указание врачей.

– Тогда я окно открою, а ты ему книгой воздух делай, – говорю, и она кивает.

Поднимаюсь и лечу к окну. Тянусь к ручке и дёргаю её на себя, когда до меня доходит оглушительный грохот и звук, словно что-то ломается.

Испуганно оборачиваюсь и вижу застывшую от ужаса Сару, Егора Даниловича на полу. И швейную машину на его ноге. И сумку моей «везучей» подруги на месте, где всего минуту назад машинка стояла.