Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки

5 мая Астахов в качестве поверенного в делах встретился с Карлом Шнурре, заведующим восточноевропейской референтурой Отдела экономической политики МИД, — «человеком, имя которого мало что говорит сегодня, зато заставит оживиться любого, кто хоть мало-мальски знаком с советско-германскими отношениями 30-х годов» (4). Разговор коснулся отставки Литвинова, вызвавшей оживленные и разноречивые комментарии во всех столицах мира. Согласно записи Шнурре, Астахов «особенно подчеркивал большое значение личности Молотова, который ни в коем случае не является специалистом по внешней политике, но который, тем не менее, будет оказывать большое влияние на будущую советскую внешнюю политику». 9 мая Астахов встретился с заместителем заведующего Отделом печати МИД Брауном фон Штуммом и представил ему нового представителя ТАСС в Берлине И.Ф. Филиппова, написавшего позже «Записки о „третьем рейхе“», в которых, под толстым слоем пропагандистских штампов и «мудрости задним числом», можно обнаружить любопытные наблюдения и признания. Разговор «не в пример обычной практике» (замечание Астахова) свернул на «общеполитические темы, в частности о германо-советских отношениях». Штумм напирал на изменение тона германской прессы в отношении СССР, но Астахов, «отведя или взяв под сомнение большинство из них, отметил, что, даже условно допустив некоторые из них, мы не имеем пока никаких оснований придавать им серьезное значение, выходящее за пределы кратковременного тактического маневра». В письме заместителю наркома иностранных дел Владимиру Потемкину 12 мая он отметил, что «немцы стремятся создать впечатление о наступающем или даже уже наступившем улучшении германо-советских отношений». С выводами Астахов не спешил: «Отмечая эти моменты, мы, конечно, не можем закрывать глаза на их исключительно поверхностный, ни к чему не обязывающий характер», — но испрашивал разрешения на вступление в игру: «Я думаю поэтому, что Вы не станете возражать, что я в ответ на некоторые заигрывания со стороны немцев и близких к ним лиц отвечаю, что у нас нет пока оснований доверять серьезности этого „сдвига“, хотя мы всегда готовы идти навстречу улучшению отношений». Молотов и Потемкин, насколько можно судить, не возражали, но документы на сей счет в печати не известны.

15 (по германской записи, 17 — странное несовпадение!) мая Астахов и Шнурре снова говорили о перспективах двусторонних отношений (в записях каждый приписывает инициативу другому). Шнурре заявил, что собирается в Москву и хотел бы встретиться с Микояном, и повторял, что «Германия не имеет никаких агрессивных намерений в отношении СССР и хочет их (отношения) улучшить» (запись Астахова). Астахов же, судя по записи Шнурре, «подробно объяснил, что в вопросах международной политики у Германии и Советской России нет противоречий и поэтому нет никаких причин для трений между двумя странами», ссылаясь при этом на Рапалльский договор и советско-итальянские отношения. Снова возникает вопрос: какой записи верить? Попробуем поверить обеим. Заявления Астахова в изложении Шнурре можно объяснить в свете его письма Потемкину. Кроме того, будучи опытным дипломатом и хорошо владея немецким, он был куда свободнее в общении, нежели плохо знавший язык, неискушенный и неуверенный Мерекалов.

30 мая Астахова пригласил к себе заместитель Риббентропа Вайцзеккер, который повел беседу по привычному сценарию — от текущих вопросов к случайному зондажу «не для протокола» и «по моему личному мнению». Он сравнил германскую политику с… «лавкой», где для России есть широкий выбор товаров — от нормализации отношений до непримиримого антагонизма. «Выбор зависит от Советского правительства. Германское правительство готово к дальнейшим шагам по пути нормализации и наоборот», — резюмировал он. Поддакивая собеседнику в «совершенно неофициозном» тоне, Астахов принял к сведению эти «авансы», сделанные как минимум с санкции Риббентропа, и немедленно доложил об услышанном.

Следующим собеседником поверенного оказался ненадолго приехавший из Москвы в фатерлянд германский посол граф Шуленбург, который «принялся настойчиво убеждать меня в том, что обстановка для улучшения отношений созрела и дипломаты обеих стран должны содействовать успеху начавшегося процесса». Астахов ответил, что «инициатива к улучшению должна исходить от Германии», хотя и сослался на то, что это его личное мнение, а не указания из Москвы.