Тайный шифр художника

Мы вышли в коридор, прошли его и стали подниматься по лестницам, вновь провожаемые глазками камер. Маргарита заговорщицки улыбнулась:

– Кстати, мы с тобой сегодня остались наедине. Я отпустила охрану, – у них так редко бывают выходные. Думаю, они уже пьянствуют где-нибудь на материке. Сейчас мне тут никто не нужен. Только ты и я. Ну или, по крайней мере…

Она все время ускоряла шаг, и по очередной лестнице пришлось спускаться почти бегом.

– Куда вы меня ведете? – спросил я, хотя говорить на такой скорости было не так-то легко.

Маргарита же дышала так легко и размеренно, как будто не по коридорам и лестницам носилась, а в гамаке лежала.

– Сейчас увидишь, – отвечала она. – Ты, Феофан, хоть и не глуп, но пока еще очень наивен. Я насквозь вижу, что сейчас творится в твоей голове. Ты думаешь: «Ладно уж, так и быть, сделаю вид, что согласился. А как только с меня снимут ошейник и пустят погулять по острову, найду какой-нибудь способ убежать». Что скажешь, разве не так?

Я промолчал, сделав вид, что задохнулся от быстрой ходьбы. На самом деле мне нечего было сказать, ведь она попала в самую точку.

– Нет, дружок, так не пойдет! – засмеялась Маргарита. – Все будет иначе. Я недаром предложила тебе стать моим другом. А друзья все делят пополам… Впрочем, сейчас сам увидишь. Мы пришли.

За тяжелой дверью находился просторный зал. Если бы не размеры, его можно было бы назвать кабинетом. Неподалеку от входа располагался большой письменный стол с уютным креслом в окружении полок с книгами и папками. На столе царил дорогущий компьютер с гигантским (я таких еще никогда не видел) монитором. У стены напротив и чуть дальше разместились операционный стол и стеклянные медицинские шкафы с инструментами и всевозможными пузырьками. Дальний конец зала терялся в темноте. Освещены были только письменный и операционный столы.

– Отныне, Феофан, ты будешь мне не только другом, но и помощником, – откровенно забавляясь, проговорила Маргарита. – Сейчас я покажу тебе мою коллекцию, а ты поможешь мне ее дополнить.

– Каким образом?

– Смотри сам, – улыбнулась она, беря со стола небольшую коробочку, которая оказалась пультом дистанционного управления…

Из темноты внезапно появилась, точно паря в материализовавшем и пронизывающем ее потоке света, небольшая картина… Нет, не картина! Кусок кожи с татуировкой. Многоглавая Преображенская церковь в Кижах, которой при жизни так гордился «вор в законе» Дед Мазай. В следующее мгновение световой поток неуловимо изменился, и перед рисунком церкви (именно «перед», как в объемной голограмме) засияло лицо Елены Коротковой – веселое, смеющееся, беззаботное…

– Это… – начал я…

Маргарита рассмеялась:

– Какие все-таки молодцы ваши криминальные авторитеты, что распоряжаются бальзамировать свои никому не нужные никчемные тушки. Правда, хорошо, что такая красота в земле не сгниет? Или вот такая…

Свет вспыхнул с другой стороны, и в его потоке «повисла» София Киевская, не иначе как со спины Байбута, а перед храмом – снова Елена, и снова улыбающаяся, но на этот раз не весело, а ласково и нежно.

«Так вот оно что!» – запоздало дошло до меня.

Никто не уничтожал татуировки – ни Маньковский, как думали мы с Викой, ни кто-то другой. Уничтожали только людей, их носивших. А татуировки вырезали и собирали в эту ужасную коллекцию…

В следующем очаге света парила содранная со спины депутата Шевченко-Меньшого церковь Покрова на Нерли, а перед ней – Елена с задумчиво склоненной головой.

Следующая картина была мне более чем знакома – храм Христа Спасителя. Невольно сжав кулаки, я шагнул к Маргарите…

– Напомнить об эффективных методах обучения? – невинным голосом поинтересовалась она, поднося руку к своему кольцу. – Феофан, ну какое тебе дело до этого уголовника?

– Он был не таким уж плохим человеком, – буркнул я.

– А теперь стал моим отличным экспонатом. «Пред кем весь мир лежал в пыли, торчит затычкою в щели», – процитировала она, и я вновь поразился удивительному совпадению – чуть ли не эти же самые строчки из «Гамлета» упомянул как-то Угрюмый…

Спас-на-Крови, грустная Елена Короткова, глядящая вдаль.

– Наверно, он сказал бы: «это жэ шэдэвр», – хмыкнула Маргарита, передразнив Рэмбрандта.

Смольный собор, задумчивая Елена Короткова. Эту татуировку я тоже видел первый раз, но образ ее хозяина, «питерского одессита дяди Бори», до сих пор стоял у меня перед глазами.

А вот следующая татуировка заставила меня вновь дернуться и сжать кулаки, а Маргариту – предостерегающе помахать у меня перед носом рукой с кольцом. Ибо невозможно было не узнать и не отреагировать на изображение церкви Тихвинской Богоматери и Елену с тем выражением лица, которое, наверное, бывает у ангелов. Если они существуют. Но после того, что случилось с отцом Тихоном, мне очень хотелось верить, что ангелы существуют. И охраняют людей. Хотя бы тех, кто этого действительно заслуживает…

И, наконец, Успенский собор во Владимире, который я не видел, но знал, что он украшал спину Лома. И снова лицо Елены, которая смотрела, казалось, с надеждой.