Тайный шифр художника

– Как-то это притянуто за уши, – усомнился я. – В курсе чего он мог быть? Он видел этот абажур? Когда? Лампа же ни разу не покидала монастыря. Ты предполагаешь, что он был в охране концлагеря? Нет, это маловероятно. Если бы он служил в СС на оккупированной территории, он бы вряд ли отвертелся от суда над нацистами… И уж точно не стал бы вот так открыто приезжать в Россию, покупать работы русских художников, устраивать у нас тут выставки…

– Он мог где-то видеть фотографию лампы, – предположила Вика. – И, соответственно, татуировки. На фотографиях «эффект Зеленцова» особенно заметен, я обратила на это внимание. Увидел фото, заинтересовался – и решил отыскать девочку с рисунка. Каким-то чудом ее нашел, перевез в Европу, а потом они вдвоем переправили туда же и Зеленцова. Единственного в мире художника, способного рисовать так же, как и отец мадемуазель Бланк.

– «Эффект Зеленцова» – это ты удачно назвала, – оценил я. – Что же касается всего остального… Не знаю, Вика, ты уж не обижайся, но как-то это все… Неубедительно звучит. Боюсь, ответа на этот вопрос мы так никогда и не узнаем. Не спрашивать же саму заказчицу! Кстати, у нее удивительно молодой голос. Если она дочь Бланка, то ей никак не меньше пятидесяти, а скорее – даже больше. А по голосу…

Вика дернула плечиком и скорчила скептическую гримаску:

– Подумаешь, голос! Так бывает. Мы же не знаем, как она выглядит.

– Резонно, – засмеялся я. – А еще мы не знаем – и это, по-моему, куда интереснее – какая связь между Зеленцовым и краснофлотцем Бланком.

– А почему она должна быть? – удивилась Вика.

– Ну как же! Как-то же, где-то, у кого-то Зеленцов своей технике научился? У Бланка не мог, тот погиб, когда Зеленцов еще в люльке лежал…

– Почему непременно «научился»? – возразила Вика, – Он мог сам ее разработать. Прийти к ней собственным путем. Ведь многие открытия совершаются разными людьми почти одновременно. Электрическая лампочка, например. Или радио, у которого чуть не четыре изобретателя… Хотя в искусстве, кажется, такого не происходит… Так что, может, и было какое-то соединительное звено, кто знает?

– И второй вопрос, – продолжал я, – откуда дочь Бланка и ее шеф вообще узнали о Зеленцове? Мне почему-то кажется, что у нас он не был хоть мало-мальски известен, так что его работы вряд ли где-то выставлялись.

– Скорее всего, так и есть, – задумчиво согласилась Вика. – В общем, в этой истории одни сплошные загадки…

– И хорошо, что лично нас она, по большому счету, не касается, – бодро заключил я.

Говоря так, я хотел успокоить Вику, но на самом деле здорово кривил душой. Мне совсем не нравился тот мрачный ореол, который, как казалось, все сгущался и сгущался вокруг рисунков с, как выразилась Вика, эффектом Зеленцова. Тут поневоле начнешь думать, что Маньковский не такой уж псих – в этих рисунках действительно есть что-то зловещее… И моя задача – оградить ото всего этого Вику, причем сделать это как можно скорее. Я очень надеялся, что как только доставшиеся ей по наследству работы Зеленцова перейдут к Маргарите Бланк и ее шефу, со всей этой чертовщиной будет покончено.

Глава 8. Цена искусства

Эксперт, которого заказчица рекомендовала как крупного специалиста по живописи вообще и творчеству Андрея Зеленцова в частности, менее всего походил на искусствоведа. Этого коренастого крепыша с круглым простоватым лицом и густой щеткой усов неопределенно-серого цвета можно было в равной мере представить себе старшиной в армии, поваром в закусочной или бригадиром на какой-нибудь машинно-тракторной станции. Но – искусствоведом? Строгий костюм и галстук подходили ему не больше, чем балетная пачка – гардеробщице Большого театра.

Впрочем, подумал я, нам-то что за дело, как выглядит искусствовед? Если представитель фонда считает его подходящим специалистом, то это ее заботы, правда?

Мы встретились в нотариальной конторе прямо напротив банка, где хранилось Викино наследство – за не такую уж безумную цену нам предоставили в аренду кабинет для переговоров. Вынимая из папки рисунки, Макс Яковлевич некоторое время их внимательно рассматривал, иногда даже пользуясь лупой, а потом с профессиональной деловитостью, так резко диссонировавшей с его внешним простецким обликом, диктовал своей похожей на лабораторную мышь очкастой помощнице:

– Эскиз номер один. Рабочее название «Ночной трамвай». Используемые материалы – ватман формата А4, карандаш ТМ, карандаш 3М. Состояние рисунка – удовлетворительное. Характер рисунка позволяет предположить авторство Зеленцова. Эскиз номер два…