Тайный советник вождя

Добропорядочный человек этот полковник Гудков, хотя внешне слишком уж строг, суховат, замкнут. А то, что Рясной вышел на него в своих поисках, ничего хорошего старому офицеру не сулило. Да и дальше ниточки могли потянуться. Значит, пришло время вмешаться, напомнить, что любой руководящий деятель живет не в вакууме, что тех, кто слишком зарвался, можно и нужно осаживать. Короче говоря, на столе Хрущева оказался запечатанный пакет, адресованный лично Никите Сергеевичу. А в пакете — несколько документов, способных освежить его память. Это — две выдержки из двух выступлений Хрущева, опубликованных в газете «Известия» 31 января и 17 марта 1937 года: Никита Сергеевич обильно подливал керосин в разгоравшееся пламя репрессий.

Первая цитата — клятва в преданности вождю, превознесение его до небес и даже выше. «Подымая руку против тов. Сталина, они (участники троцкистского блока Пятаков, Радек, Сокольников и другие. — Н. Л.) подымали ее против учения Маркса — Энгельса — Ленина! Подымая руку против тов. Сталина, они подымали ее против всего лучшего, что имеет человечество, потому что Сталин — это надежда, это чаяния, это маяк всего передового и прогрессивного человечества. Сталин — это наше знамя! Сталин — это наша воля! Сталин — это наша победа!»

Нижеследующая выдержка свидетельствует о том, с каким тщанием и энтузиазмом первый секретарь Московской партийной организации Хрущев стремился к тому, чтобы в столице не притупилась до предела отточенная бдительность, чтобы не иссяк поток арестантов, заполнявших тюремные камеры.

«Некоторые директора и даже наркомы неправильно думают, что у них не было и нет вредительства. Такими настроениями, в частности, заражены руководители наркомата легкой промышленности. Сидит иногда человек, копошатся вокруг него враги, а он не замечает и пыжится: у меня, мол, в аппарате вредителей нет, чужаков нет. Это от глухоты, слепоты политической, от идиотской болезни — беспечности, а вовсе не от отсутствия врагов».

Прямое науськивание! Ищи и обрящешь. Ату его!

Для полноты картины в пакете, оказавшемся на столе Никиты Сергеевича, имелись документы, свидетельствовавшие о его «подвигах», о его чрезмерном усердии на посту руководителя украинской партийной организации. Например, стихотворение Владимира Сосюры «Люби Украину», присланное Сталину с сопроводиловкой — доносом Хрущева о необходимости заклеймить поэта как националиста, начав этим соответствующую кампанию по всем республикам. Принять самые крутые меры к враждебной и колеблющейся интеллигенции. Сосюра же будет арестован, как только выйдет из беспробудного запоя, в котором пребывает вторую неделю.

Здесь же письмо Сосюры на имя товарища Сталина со словами: «Отец, не убивай своего сына!» На этом листке резолюция Хрущева, клеймящая двурушника и приспособленца, то есть безусловный приговор поэту. И четыре размашистых слова Иосифа Виссарионовича: «Товарищу Сосюре жизнь сохранить».

Вместе с официальными бумагами в пакете находилась записка, напоминавшая Никите Сергеевичу о длинном перечне врагов народа, подлежавших ликвидации, который был прислан Хрущевым из Киева в Москву и оказался столь обширным, что заставил усомниться Иосифа Виссарионовича и вызвать инициатора в Кремль. «Неужели на Украине у нас столько противников?» — «Их значительно больше, еще не все выявлены, продолжаем выявлять…» Ну и вопрос: а не является ли сам Хрущев одним из главных вдохновителей и организаторов тех чрезмерных репрессий, которые он теперь сваливает на одного Сталина? И целесообразно ли рыть яму для других, с риском самому свалиться в нее? В свете доклада Хрущева о культе личности, в свете решений XX и XXI съездов партии документы, полученные Никитой Сергеевичем, говорили сами за себя. Он оказался достаточно сообразительным, чтобы понять: дальше может быть хуже, на него самого обрушится бочка грязи не меньшего объема, чем обрушил он на голову Сталина. Накал «разоблачительства» заметно снизился. Поиски личного архива Иосифа Виссарионовича были прекращены или переведены в другую, более закрытую плоскость. Во всяком случае, генерала Рясного, не справившегося с особо доверительным заданием, Хрущев от поисков отстранил и, разочаровавшись в нем, убрал с глаз долой. Василия Степановича сняли с должности начальника столичного Управления внутренних дел и, как водится в таких случаях, «бросили на низовку», послали налаживать работу одного из дорожно-строительных трестов. Он долго и скромно трудился там, никому не рассказывая о своем бурном прошлом. А ему больше многих других было о чем рассказать.[115]

34