Тайный узел

Подобная хитрость — оговорить одного подозреваемого (или обвиняемого) перед другим его подельником — не однажды уже практиковалась Гринделем и давала положительные результаты. Так, например, в сорок четвертом году двое налетчиков подломили квартиру профессора университета Финкельмана. Вскрыли они ее, когда в квартире никого не было. Однако едва они нашли, где у профессора хранятся деньги, а у профессорской жены цацки, как услышали, что в дверном замке поворачивается ключ. Затем в помещение вошел профессор. Увидел беспорядок в доме — вывороченные ящики комода, раскрытые дверцы шкафов, вещи, как попало валяющиеся на диване и полу — и тотчас метнулся к телефону, чтобы вызвать милицию. Если бы не Хряк, как звали одного из громщиков, профессор Финкельман точно успел бы дозвониться до милиции. А так, едва схватившись за телефонную трубку, он упал с пробитым черепом, по которому изо всей силы жахнул фомкой Хряк. Пока профессор, агонизируя, умирал на дубовом паркете, домушники продолжали обыскивать комнаты и изымать все самое ценное, после чего покинули обворованную квартиру и прямиком направились к знакомому барыге, чтобы сбросить цацки.

Денег барыга громщикам всех сразу не отдал (сунул для приличия какую-то мелочь, которую те вынуждены были принять за неимением большего) и попросил их подождать два дня, сославшись на то, что хрусты[15] в доме не держит и требуется время, чтобы их собрать. А когда Хряк с подельником заявились в условленное время к барыге, их повязали приданные прокуратуре опера и привели прямиком в изолятор временного содержания, поскольку барыга, будучи у оперуполномоченных на крючке и опасаясь за свою свободу, стуканул курирующему его оперу на Хряка и его подельника, рассказав об украденных ими цацках.

Валдис Давидович промурыжил преступников в камерах недели две, а потом, вызвав к себе подельника Хряка, сказал ему, что его закадычный дружок сдал его со всеми потрохами, дав показания, будто это он, Федот Порфирьевич Гусев по прозвищу «Гусь», замочил профессора.

— Да как же я замочил, когда это он, Хряк, паскуда эдакая, профессора по балде фомкой ухайдакал! Тот даже охнуть не успел! — искренне возмутился Гусь и дал на Хряка показания, выставив его главным действующим лицом в преступлении, что, похоже, так и было.

Записав показания Гуся в протокол, Гриндель отпустил его и попросил привести на допрос Хряка. Тот поначалу запирался, уходил в отказ, но потом, когда Валдис Давидович показал ему протокол с признательными показаниями Гуся, как-то сразу скис, перестал валять ваньку и показал, что инициатива вскрыть профессорскую хазу принадлежит Гусю и что именно он и замочил Финкельмана. А потом Гриндель устроил обоим очную ставку и после бурной перепалки бывших подельников все же установил, кто был инициатором преступления и кто действительно убил университетского профессора…

Когда в кабинет привели Нину Печорскую, Гриндель с некоторым для себя удовольствием отметил, что пребывание в камере дается молодой женщине нелегко, как в моральном, так и в физическом отношении. Тени под ее глазами были столь темными, как если бы она перепачкалась в копоти. На выпуклом лбу образовалась морщина, щеки впали, взгляд сделался тусклым и пустым, как у человека, смирившегося со своей участью. Добиваться нужных показаний всегда проще от сломленного человека, нежели от бодрого и готового к действиям.

— Да вы присаживайтесь, — смерив вошедшую сочувственным взглядом, произнес Гриндель. — Как говорится, в ногах правды нет.

— Спасибо, — негромким голосом поблагодарила Нина, опустившись на свободный стул, стоявший подле стола, и в ожидании вопросов посмотрела на Валдиса Давидовича.

— Как вам в камере? — поинтересовался он.

— Терпимо, — сдержанно ответила Печорская.

— Это хорошо, что вы не унываете, а то ведь разное бывает… Уж поверьте мне, я за время своей службы в прокуратуре насмотрелся всякого. А вы знаете, Анатолий Силин нам уже все про вас рассказал… и в подробностях, — понизив голос, произнес Валдис Давидович.

— И что же он такое мог вам рассказать обо мне? — равнодушно поинтересовалась арестованная.