Тайный заговор

Но здесь, как и в других официальных учреждениях, Бродка столкнулся с неприкрытой отчужденностью и нежеланием помочь ему прояснить дело. У него даже возникло впечатление, что чиновничье неведение становится тем отчетливее, чем выше рангом каждый последующий служащий.

Наконец Бродка вышел из Говернаторато с письменной просьбой и указанием разрешить злополучный вопрос. Эта бумага была адресована начальнику немецкого коллегиума, той самой конторы, где три дня назад Бродка начал свои поиски.

И все же Бродка не сдавался. Надеясь, что документ от Говернаторато может оказать какое-то воздействие, он снова пришел в офис коллегиума, знакомую побеленную комнату, где встретился с капуцином, периодически страдающим амнезией, вызванной несчастным случаем.

То ли подействовало указание Говернаторато, то ли у капуцина выдался удачный день, но на этот раз монах был весьма разговорчив и заверил Бродку, что готов выполнить его просьбу.

Итак, Бродка вновь рассказал о цели своего визита и попросил расшифровать инициалы «К. Б.» на могильной плите на Кампо Санто Тевтонико.

Набожный монах с прической Цезаря заявил, что о такой могиле ему ничего не известно, пусть синьор будет так любезен и покажет ему то самое место упокоения.

Бродка опять едва не вышел из себя, однако вовремя опомнился и согласился отвести капуцина на кладбище.

Когда они добрались до могилы, Бродка был неприятно удивлен. Взглянув на могильную плиту, он не поверил своим глазам: надпись была стерта, камень гладко отполирован, словно его никогда не касался резец.

— Надпись! — воскликнул Бродка, и эхо разнеслось по маленькому кладбищу. — Где надпись на могильной плите?

Монах спрятал руки в рукава своей сутаны. Он стоял не двигаясь, всем своим видом выражая клерикальную неприступность.

— О чем вы говорите, брат мой во Христе? — сказал он, с широкой ухмылкой победителя глядя на Бродку.

Бродка бросился к монаху. Его лицо так исказилось от злости, что капуцин испуганно отступил назад. Самодовольная ухмылка исчезла.

— На этом камне еще вчера были написаны буквы «К. Б.» и выгравированы даты рождения и смерти, черт побери!

С вымученной улыбкой Лаокоона монах начал:

— Брат мой во Христе…

Больше он не успел сказать ни слова, потому что Бродка перебил его:

— Не называйте меня братом во Христе! Лучше скажите, что произошло с камнем!

На лице капуцина появилось лукавое выражение.

— Вы что же, всерьез утверждаете, что еще вчера на плите была выгравирована надпись? Если бы это было так, мы с вами стали бы свидетелями чуда, подобного тому, что произошло со святым падре Пием. Однако я должен вас разочаровать. На камне никогда, не было надписи. Пока не было. Потому что владелец могилы, известное высокопоставленное лицо немецкого происхождения, еще находится среди живых.

— Но не только я видел надпись. Моя жена тоже…

— Возможно, — громко прервал его монах, — что вы в последнее время находились под сильным впечатлением смерти близкого человека. — И добавил: — По причинам, которые мне неизвестны.

Бродка смущенно кивнул.

— Вот видите. — Монах снова принял высокомерную позу. Спрятав руки в рукава сутаны, он поднял голову к небу. — Разве не все мы время от времени находимся во власти воображения? Разве мы не становимся хотя бы раз в жизни жертвой иллюзий? Кто из нас готов утверждать, что чувства не могут сыграть с человеком злую шутку?

Монах-капуцин все еще проповедовал, когда разъяренный Бродка повернулся и пошел прочь с кладбища. Он ни минуты не сомневался, что действительно видел надпись, и мысленно сделал вполне определенный вывод. Теперь он был совершенно уверен в том, что нашел следы заговора. Какими бы удивительными ни казались совпадения, события последних недель происходили из одного корня и имели одну цель.

Рассказав Жюльетт о новом повороте событий, он рассчитывал на ее сочувствие. Александр думал, что она сумеет его утешить, подбодрить, вселить в него мужество. Но Жюльетт отреагировала так, как он меньше всего от нее ожидал: внимательно выслушав его рассказ об исчезновении надписи, она вдруг громко расхохоталась и, фыркая, стала повторять:

— Чудо, чудо, чудо!

Такой Бродка никогда еще не видел ее. Он встряхнул Жюльетт — никакой реакции. И только когда он поднял руку, словно хотел ударить ее по щеке, она резко умолкла и посмотрела на него. Было ли удивление в ее взгляде? Гнев? Разочарование? Понять он не мог.

— Извини, пожалуйста, — тихо произнес он. — Я… мне очень жаль.

— Хорошо, — ответила она. — Сама не знаю, что на меня нашло. Может, некоторые люди реагируют подобным образом, когда на них одновременно накатывает отчаяние и чувство собственного бессилия, вызванные абсурдностью ситуации?

— Может быть, — мягко сказал Бродка.

— И вот еще что, — нерешительно начала Жюльетт. — Я кое-что скрыла от тебя. Я… я не хотела тебя расстраивать еще больше.

Бродка присел на край кровати и уронил голову на руки. Жюльетт подошла к окну, посмотрела на крыши домов, окружавших Пьяцца Маззини.

— Я ведь рассказывала тебе о Норберте, пианисте, у которого нет мизинца на правой руке… — Она запнулась.

— Да. А что с ним?