Таёжные рассказы

Казалось, что лиса стала ручной. Однако это было не совсем так. Она не хотела признавать никого, кроме Ивана Михайловича. Только ему она позволяла гладить себя и брать на руки, только от него брала пищу без опаски. Но стоило приблизиться к ней жене Мельникова или детям, как лиса принимала угрожающий вид и забивалась в угол.

Когда выпал первый снег, на улицу высыпали из всех домов ребятишки. Началось шумное веселье. Одни лепили снежных баб, другие играли в снежки, третьи возили друг друга на санках…

Иван Михайлович тоже вышел на улицу, чтобы покатать маленьких детей. Вслед за ним выбежала и лиса. Мельников взял её на руки, со смехом посадил на салазки и повёз по деревне. Лисе эта забава, как видно, очень понравилась. Ребятишки толпились кругом и визжали, а лиса как ни в чём не бывало сидела на салазках и спокойно посматривала по сторонам…

За зиму лиса раздобрела, похорошела. Рыженькая шубка её стала, густой, пушистой.

— Хороший воротник будет! — говорили соседи.

— Не за тем я её из леса сманил! — возмущённо отвечал Иван Михайлович. — Ни о каком воротнике и речи не может быть!

— Ведь всё равно убежит!

— Пусть бежит, — стоял на своём Мельников. — Невелика корысть — воротник…

Лиса и в самом деле убежала. Произошло это в марте. С приближением весны Иван Михайлович всё чаще начал замечать, как жадно принюхивается лиса к тёплому ветру, как всё дальше уходит она за огороды и подолгу смотрит на синеющий вдали лес.

В один ясный, солнечный день лиса ушла к реке и не вернулась. Иван Михайлович ждал её до поздней ночи. Несколько раз ему казалось, что кто-то тихонько скулит за дверью и царапает когтями войлочную обшивку. Он открывал дверь, но на крыльце никого не было.

Некоторое время Мельников чувствовал себя так, словно в доме кого-то не хватало. Пообедав, он по привычке начинал собирать со стола кости и только тогда вспоминал, что отдать их некому.

Но мало-помалу Иван Михайлович начал забывать о беглянке. Наступала весна, приближалось время сева, и работы у него хватало с утра до ночи. Он был колхозным кузнецом и должен был вовремя отремонтировать весь посевной инвентарь. А возвратясь домой, Мельников начинал приводить в порядок рыболовную снасть, готовясь к скорому выезду на рыбалку.

Наконец очистилась ото льда река, и Иван Михайлович, выбрав свободное время, поплыл на свои излюбленные места.

Подплыв к берегу, рыбак с удивлением заметил, что у леса мелькнуло что-то светло-бурое и скрылось за кустами. А ещё через мгновение на песок стрелой вылетела лиса. Она подпрыгивала и металась у воды, радостно приветствуя своего друга.

— Ах ты негодница, ах ты бессовестная!.. — ласково трепал её ладонью Иван Михайлович. — Ты что же от меня сбежала?

Лиса тёрлась о сапоги и виновато заглядывала ему в глаза.

Мельников угостил беглянку варёным мясом, и она принялась жадно обгладывать кости.

— Что, видно, не ахти как сытно живётся на воле? — усмехнулся Иван Михайлович. — Поедем-ка опять ко мне!

Собираясь отплывать, Мельников взял лису на руки, унёс в лодку. Но едва он выпустил её из рук, как она перемахнула через борт и убежала к кустам.

— Не хочешь?.. — промолвил Иван Михайлович. — Что ж, дело твоё. Живи по-своему…

Рыбак оттолкнулся от берега, поплыл. И пока лодка скрывалась за островком, Иван Михайлович видел неподвижный силуэт лисы на фоне тёмных безлистных кустов.

Белянка и ее соседи

На окраине Таймырской тундры, где в Карское море впадает река Пясина, остановилась табором бригада колхозных рыбаков. Их было двадцать — крепких, закалённых непогодой северян, и с ними повариха Фёкла Романовна Жукова.

Уже несколько лет подряд приезжали сюда рыбаки.

По последней санной дороге пересекали они на нартах тундру и, отослав собачьи упряжки обратно, начинали устраиваться на лето. На берегу реки вырастали палатки, появлялись кучи напиленных из плавника дров, нерастаявший снег покрывался сетью тропинок, и через каких-нибудь два-три дня можно было подумать, что люди жили здесь всю зиму.

Как всегда бывает на новом месте, у Жуковой нашлось множество больших и малых дел. В хлопотах по хозяйству она и не заметила, как подкралась дружная северная весна, как очистилась ото льда река и с юга в тундру хлынули стаи перелётных птиц. Только в день выезда рыбаков на ловлю, когда тихо стало в полотняном посёлке, Фёкла Романовна вздохнула наконец свободно и, закончив нехитрую свою стряпню, вышла на берег реки.

Стоял солнечный майский день. Чист и прозрачен был воздух, ясны бескрайние дали. Пясина, разлившаяся на много километров вширь, сверкала гребнями ленивых волн, и от коротких этих вспышек вся река казалась усеянной ярко мерцающими звёздами.

Фёкла Романовна села на камень, повернула лицо навстречу тёплому ветру. Прикрыв глаза от солнца ладонью, она стала смотреть в ту сторону, где чёрными поплавками покачивались на волнах рыбацкие лодки.