Тайпи

Невдалеке виднелось довольно большое строение, предназначенное для жилья жрецов и священнослужителей рощи. По соседству с ним было другое замечательное здание, построенное, как обычно, на каменной кладке по крайней мере в двести футов длиной, хотя не больше двадцати шириной. Весь фасад этого строения совершенно открыт, и от одного конца до другого тянулась узенькая терраса, огражденная по краю кладки камышовым плетнем. Внутри здания пол весь был устлан рядами циновок, лежащих между стволами кокосовой пальмы.

К этому-то строению Мехеви и повел нас. До сих пор за нами следовала целая толпа островитян обоего пола; но как только мы приблизились к дому, женщины отделились от толпы и, стоя в стороне, позволили нам пройти вперед. Безжалостное табу простиралось также и на это здание, и то же страшное наказание ограждало его от мнимого осквернения женским присутствием.

Войдя в дом, я был удивлен, увидя там шесть мушкетов, прислоненных к бамбуковой стене, на стволах которых висело по мешочку с порохом. Вокруг этих мушкетов было расположено, подобно кортикам, украшающим перегородку каюты военного судна, множество различных копий, весел, дротиков и дубинок.

— Это, — сказал я Тоби, — должно быть, их арсенал.

Когда мы шли вдоль строения, нас поразил вид четырех или пяти безобразных стариков, с чьих дряхлых членов время и татуировка, казалось, стерли все человеческие черты. Воины острова прекращают татуировку только после того, как все рисунки, сделанные на их теле в юности, сольются в одно, а это бывает лишь в случаях особой долговечности. Поэтому тела стариков, сидевших перед нами, стали того тускло-зеленого цвета, который с течением времени приобретает татуировка. Их кожа имела какой-то ужасный чешуйчатый вид, и это в соединении со странной окраской делало их члены похожими на пыльные образцы зеленого мрамора. Местами кожа висела большими складками, как на боках носорога. Головы их были совершенно лысы, а безбородые лица собраны в тысячу морщинок. Но самой замечательной особенностью были ноги: пальцы, как расходящиеся линии морского компаса, указывали на все стороны света. Это, вероятно, происходило оттого, что в течение почти ста лет существования пальцы на ногах никогда не были как-нибудь искусственно стянуты обувью и в старости, питая отвращение к близкому соседству друг с другом, устремлялись в разные стороны.

Эти отвратительные существа, казалось, совсем уже утратили способность движения и сидели на полу со скрещенными ногами, как бы в оцепенении. Они почти не обращали на нас внимания, едва, кажется, сознавая наше присутствие, пока Мехеви усаживал нас на циновки, а Кори-Кори произносил свою непонятную тарабанщину [так].

Через несколько минут вошел мальчик с деревянным блюдом пои-пои; во время еды я снова принужден был принять заботливое вмешательство моего неутомимого слуги. Другие кушанья последовали за этим, и Мехеви проявлял самую гостеприимную настойчивость, принуждая нас есть и показывая нам достойный пример.

Когда пиршество было окончено, закурил трубку, переходившую от одного к другому. Под влиянием ее снотворного действия, тишины и густеющих теней приближающейся ночи мы с Тоби погрузились в легкую дремоту. Вождь и Кори-Кори тоже заснули рядом с нами.

Я очнулся от своего тревожного сна около полуночи, как мне казалось, и, приподнявшись с циновки, увидал, что мы остались в доме одни. Тоби все еще спал, но остальные наши спутники исчезли. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было прерывистое дыхание стариков, которые лежали неподалеку от нас. Кроме них, насколько я мог судить, не было никого в доме.

Предчувствуя беду, я разбудил Тоби, и мы стали шепотом совещаться по поводу неожиданного ухода туземцев. Вдруг из глубины рощи прямо перед нами показались высокие языки пламени, в одно мгновение осветившие ближайшие деревья и погрузившие в еще больший мрак то, что нас окружало.

Пока мы смотрели на это зрелище, темные фигуры начали двигаться вперед и назад перед пламенем; танцуя и прыгая вокруг костра, они казались какими-то демонами.

Глядя на это явление с некоторым ужасом, я сказал, обращаясь к товарищу:

— Что это может значить, Тоби?

— О, ничего, — ответил он, — разводят огонь, я думаю.

— Огонь! — воскликнул я, и сердце мое начало отчаянно биться. — Какой огонь?

— Да огонь, чтобы изжарить нас. Чего же ради людоеды поднимут такой переполох, если не для этого?

— Брось шутки, Тоби! Совсем не время для них!

— Шутки, да! — негодующе вскричал Тоби. — А ты когда-нибудь слышал, чтоб я шутил? Ну, а для чего же, ты думаешь, эти дьяволы кормили нас так все эти три дня, как не для того, о чем ты так боишься говорить? Посмотри-ка на Кори-Кори! Разве он не напихивает тебя своими отвратительными кашами так, как кормят на убой свиней? Будь спокоен, мы будем съедены этой прекрасной ночью. Вот уж и огонь готов, на котором нас пожарят…

— Вот! Я говорил тебе! Они уже идут за нами! — воскликнул он через минуту, когда фигуры четырех островитян, четкими силуэтами выделяясь на освещенном фоне, поднялись на ступени и стали приближаться к нам.