Тайрин

– Ну ладно… я… пусть меня зовут Тари, – сказала Тайрин.

– Это твое новое имя? Еще не ношенное?

– Да, – соврала Тайрин.

– Хорошо. Можешь остаться в Атунском лесу.

Ее поселили в пустующем доме. Нэш подмел там пол, залатал дыру в крыше. Нэш, который совсем не Нэш.

– Значит, на самом деле тебя зовут Далва?

Нэш помедлил, потом кивнул. Он будто сам не мог выбрать, как же его зовут.

– Зачем было врать?

– Это не вранье.

– Да?

– Меня и звали Нэшем – там, в дороге.

– А здесь тебя зовут Далва?

– Пока да.

– Пока?

Нэш-Далва вздохнул:

– Пока не пришло время новой дороги.

– Ты каждый раз берешь себе новое имя?

– Да.

– Но на самом деле тебя зовут Далва?

Нэш посмотрел на нее так, будто никак не мог уловить смысл вопроса. Они разговаривали сейчас на атуанском, и Тайрин подумала, что она, может быть, не смогла четко выразить свою мысль. Она повторила на общеимперском. Но Нэш покачал головой:

– На самом деле меня зовут так, как зовут.

Тайрин решила пока больше не спрашивать, только уточнила:

– Можно мне по-прежнему называть тебя Нэшем? Я привыкла.

Он покачал головой: нет. И объяснил:

– Та дорога закончилась, и человек по имени Нэш умер.

Тайрин ничего не сказала в ответ. У каждого народа свои обычаи. Хетл вот верил, что всех людей родила женщина с тремя петушиными головами.

Тайрин оглядела дом. Он был тесным и маленьким, скорее прочный шалаш, но после скитаний в горах и лесах будешь рад и этому. В доме был сложен очаг и стояла крепкая кровать, на которой лежал тюфяк, набитый соломой. Тайрин положила на узкий стол книгу из библиотеки Джангли, фонарик Си, сиреневый камешек, каплю Тинбо, хофоларский бубенчик. Теперь это ее дом.

– А где живешь ты? – спросила Тайрин.

Далва нехотя кивнул куда-то в сторону стайки домов, рассыпанных среди деревьев. Он так ни разу и не ответил на вопрос о его семье. Есть ли у него кто-то? Родители? Братья, сестры? Невеста?

– Я буду помогать тебе, – сказал Далва и вышел.

Тайрин села на кровать. Всю дорогу она держала свои чувства в кулаке, не давая им раскрыться. Но путь окончен, теперь она здесь, в Атунском лесу, среди чужих людей, а единственный знакомый ей человек хмурит брови и уходит… Тайрин расплакалась. Она хотела к маме, хотела в свою комнату, хотела обнять бабушку, Элту, хотела поговорить с Тинбо… Нет мамы, нет бабушки, папы. Они томятся в тюрьме, а быть может, их убили… нет, нет, нет! Их отпустят! Их отпустят, потому что они ни при чем! Их отпустят. Виновата она одна, она и мастер над словами Гута, который отравил ее буквами. Пусть казнят его, пусть ловят ее, но пусть отпустят родителей, Элту и бабушку!

Рыдания Тайрин вырвались из дома-шалаша, затопили лес кругом, придали его сладкому запаху горчинку.

Через какое-то время в дом зашел человек, который выпытывал ее новое имя. Тайрин поспешно вытерла глаза.

– Меня зовут Бунгва, – сказал он. – Я старший в этом лесу. Не по возрасту, просто на мне лежит ответственность за всех здесь живущих.

– А это ваше настоящее имя или тоже только временное?

Бунгва задумался. Потом усмехнулся каким-то своим мыслям и сказал:

– Мне нет надобности менять имена, я не выхожу за стену.

– Стена очень длинная?

– Достаточно длинная, чтобы защитить нас от тех, кто может прийти по старому тракту.

– Разве деревья остановят солдат Империи?

– Ну… – Бунгва пригладил волосы. – Однажды остановили. Когда Империя пришла к нам, деревья сомкнулись стеной, спасая нас, жителей Атунского леса. Увы, многие остались по ту сторону стены, и их угнали в Рилу. Но мы рады стене, благодаря ее силе мы выстояли. Видишь ли, Тари, атуанцы испокон веков живут на этой земле, и у нас с лесом особая связь. Мы чувствуем лес, как своего близкого человека, как друга. Можем угадать его настроение, можем попросить о помощи. И если попросить правильно, лес всегда помогает.

Тайрин вспомнила Ауту. Она ведь тоже атуанка, но совсем не похожа на здешних жителей.

– Да, – сказал Бунгва, когда Тайрин поделилась с ним этой мыслью. – Мы хорошо спрятались. Лес укрыл нас и укрывает до сих пор. И мы остались такими, какими были наши предки. Но те, кто, к своему несчастью, был угнан в Рилу, растеряли всю свою силу. Они не видят разницы между апрельским и августовским одуванчиком, они не чувствуют землю, не понимают язык дождя. Они только внешне атуанцы, молятся древним богам тайком, выполняют их наставления, но не понимают смысла, не чувствуют надобности. Могут ли они ощутить приближение грозы? Увидеть с закрытыми глазами первый снег? Нет. Для них это пустые слова.

Тайрин вспомнила, как впервые поймала в себе это удивительное ощущение: я знаю, что уже рассвет, хотя глаза мои закрыты. И поняла, о чем говорит Бунгва. Быть атуанцем в городе невозможно. Удержать в себе это чувство природы можно, только когда ты внутри нее, когда ты целиком от нее зависишь. «Ведь я не атуанка по крови, – думала Тайрин, – но знаю, о чем говорит Бунгва. Значит, не важно, кем ты рожден? Важно, как ты живешь».

– С вашим лесом что-то не так! – выпалила она. – Он устал.

– Да… да, Тари, ты права. Ты смогла почувствовать это сама или Далва рассказал тебе?

Тайрин фыркнула: