Так было

Ни на минуту не умолкая, гудели рельсы железных дорог. Эшелоны везли в Сибирь станки и оборудование, покалеченную боевую технику, раненых, беженцев и эвакуированных.

Человеческая лавина захлестнула Западную Сибирь. Прокатилась она и по Малышенскому району. И вот уже в каждом доме появились новые жильцы, в школе разместился госпиталь, а районный Дом культуры то и дело превращался в пересыльный пункт.

В первые месяцы войны население Малышенки увеличилось втрое. Ленинградцы, москвичи, киевляне. Да разве перечислишь всех, кого приютила, обогрела, обласкала великодушная и щедрая матушка Сибирь.

Среди новоселов Малышенского района был и Богдан Данилович Шамов. С женой и сыном он появился здесь поздней осенью сорок первого. Говорили, что прежде Шамов работал в Подмосковье секретарем райкома партии. Там он якобы в чем-то проштрафился. Его сняли с поста и… Впрочем, что было и почему Шамов оказался в Малышенке, никто толком не знал.

Сам он называл себя эвакуированным и все время сетовал на здоровье.

Поначалу Богдан Данилович очень недолго возглавлял районо. А потом, когда на фронт сразу ушла добрая половина работников райкома партии, он стал заведовать отделом пропаганды и агитации.

Луиза Шамова была миниатюрной и хрупкой на вид. Глядя на нее со стороны, никто не сказал бы, что ей скоро сорок и у нее семнадцатилетний сын, — так по-девичьи легка и подвижна была она.

От всего облика женщины веяло удивительной чистотой и свежестью. Светлые пепельные волосы гладко зачесаны назад. Лицо доброе, с мелкими, мягкими и правильными чертами. Васильковые глаза были всегда широко раскрыты и искрились каким-то глубинным ярким светом.

Двадцать лет прожила Луиза с Богданом Даниловичем. Когда он учился в институте, она шила на дому.

Позже Луиза заведовала районным ателье. Оно было маленькое, неказистое, и молодая женщина пережила много горьких минут, прежде чем это заведение добилось признания жителей района.

Она все делала сама, бесшумно и споро. Ее маленькие тонкие руки не боялись никакой работы. Они мазали и белили, стирали и шили, стряпали и мыли.

Вероятно, Шамов любил свою жену. Во всяком случае, ему так казалось. Он относился к ней ласково, хотя и с оттенком собственного превосходства.

Наверное, они так и дожили бы до конца своих дней, если б не война.

Луиза была немкой. В бесчисленных анкетах и автобиографиях Шамов так и писал, что его жена Луиза Шпиллер — немка.

За двадцать лет никто ни разу не обратил внимания на этот факт. Но когда началась война с гитлеровской Германией, война с немцами, Шамов призадумался…

Правда, о том, что его жена — немка, в Малышенке еще никто не знал. Но рано или поздно узнают и… а вдруг кто-то сделает из этого нежелательные для него, Шамова, выводы? Ожидание этого «а вдруг» держало Богдана Даниловича в состоянии постоянного напряжения.

Шамов совсем потерял покой после того, как заведующая отделом кадров райкома партии попросила его заполнить анкету для обкома. И Богдан Данилович решился на объяснение с женой. Шамов предполагал, что оно будет длинным и трудным.

Но разговор вышел очень коротким. Его начала сама Луиза.

— Ты какой-то хмурый стал, Богдан, — сказала она, не поднимая от шитья головы. — Что тебя гнетет?

— Видишь ли, Луиза, то, что я скажу, удивит и обидит тебя. — Он сделал большую паузу, закурил. — Но ты должна понять меня и простить.

Она глубоко уколола палец. На месте прокола сразу же появилась крупная бусинка крови. Луиза даже не заметила этого. Подняв глаза на мужа, вгляделась в его напряженное пасмурное лицо и просительно-тихо проговорила:

— Ты говори, Богдан, говори. Я ничего… Я не обижусь.

— Идет жестокая война, Луиза. Наши враги — фашисты, но они немцы. Сейчас все немецкое, все, что хоть как-то связано с ними…

— Не надо больше. — Она прижала прозрачные ладони к пепельным волосам.

— Пойми, Луиза. Я ведь думаю не о себе. Ты знаешь мое отношение…

— Не надо. Умоляю.

— Повторяю: я думаю не о себе. Но у нас взрослый сын, и все его будущее может быть поставлено под…

— Значит, ты… Ты хочешь, чтобы я…

Шамов молчал.

— Хорошо, я уеду. Сегодня же… — Она встала.

— Зачем так спешно? — выдавил он из себя — И куда?

— Куда-нибудь. Только помоги мне с билетом. Ты же знаешь: на вокзале все забито…

— А Вадим? Он ведь еще три недели будет в колхозе. Позвонить? Вызвать?

— Нет, нет. Ради бога, не надо. Так лучше. И ему и мне. Помоги мне собраться, Богдан.

На какое-то мгновение душа Шамова вдруг болезненно заныла от сострадания и любви к этой маленькой мужественной женщине, его жене.

Но он вовремя спохватился, вовремя одернул себя. Только на секунду зажмурился, спрятавшись от ее налитых болью глаз.

Он боялся взглянуть на жену. А она ничем не выдала своего волнения. Лишь руки дрожали, свертывая юбку, да в крохотной выемке под пепельным виском часто-часто пульсировала жилочка.