Так было

Сколько людей сожрет война, сколько крови высосет из народа! Осиротит, обездолит, покалечит. Горит родная Русь страшным огнем. Да только зря враги тешат себя надеждой. Не одолеть им России. Выстоит. Если приспеет нужда, он и сам пойдет на войну. Ничего, что стар и здоровьем некрепок. Винтовка еще не дрожит в руках, и глаза хорошо видят. Выстоим. Мы живы не будем, дети живы не будут, Россия будет жить. Где-то теперь воюют Иван и Петр. Скоро их будет трое. Вся его надежда, будущее, весь смысл трудной и долгой жизни. Один снаряд, одна бутылка бензину и… Зачем так? За что?

Ничего не видел и не слышал старый Донат. Всем своим существом он был сейчас там, где и его сыновья.

Неторопливой развалистой походкой к нему подошел пятнистый пес с умной острой мордой. Ткнулся носом хозяину между ног, вильнул хвостом. Донат Андреевич положил тяжелую руку на лобастую голову собаки, и та замерла, ожидая ласки. Но хозяин уже позабыл о ней: он снова думал о воине.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1.

Вечером, возвращаясь с работы, Богдан Данилович еще издали заметил огонь в окнах своей квартиры. «Неужели вернулась Луиза? — испуганно подумал он и почувствовал легкий озноб. — Как она посмела?»

Шамов зло толкнул дверь в комнату.

У стола, подперев ладонями голову, сидел сын. Он вздрогнул от дверного стука, схватил со стола листок и проворно сунул его под скатерть.

— Здравствуй, Вадим, — как можно мягче проговорил Богдан Данилович.

Сын не отозвался. Он даже не пошевелился, не взглянул на отца. А тот, прикинувшись, что ничего не заметил, спросил тем же голосом:

— Давно приехал?

И опять сын не проронил ни слова. Уже нельзя делать вид, что не замечаешь его молчания. Богдан Данилович подошел к столу.

— Ты почему не разговариваешь со мной? Что-нибудь случилось?

— Где мама? — Вадим поднял на отца влажные синие глаза.

— Что за бумагу ты сунул под скатерть?

Юноша прижал локтем то место, где под скатертью лежал листок.

— Куда уехала мама?

— Я тебя спрашиваю, что ты там прячешь? — повысил голос Богдан Данилович. — Будь добр сначала ответь, а потом задавай вопросы.

Вадим угрюмо молчал.

— Я спрашиваю, — еще громче и строже проговорил Шамов.

Сын медленно, словно нехотя встал. Высокий, худой, узкоплечий. Несколько мгновений не мигая они смотрели друг другу в глаза. Бледные губы юноши задрожали, и он с трудом выговорил:

— Это письмо от мамы.

— Дай сюда.

Вадим не шевельнулся.

— Дай сейчас же. Ну?

Вадим медленно извлек из-под скатерти бумагу и передал отцу. Шамов пробежал письмо глазами.

«Милый Вадя, сынок.

Обстоятельства сложились так, что мы должны расстаться. Надолго, а может быть, и навсегда. Я не могу объяснить истинную причину случившегося, а лгать — не хочу. Спроси у отца.

Родной мой! Учись прилежно, слушайся папу и помогай ему.

Надеюсь, ты меня не забудешь.

Обнимаю и благословляю тебя.

Крепко целую.

Мама».

«Когда она успела написать и куда-то подсунуть это?» — неприязненно подумал он, пряча от сына лицо за листком бумаги.

Возвращая письмо, Шамов твердо выговорил:

— Она уехала от нас. Не знаю куда. Почему? Мне трудно ответить на этот вопрос. Сейчас ты ничего не поймешь. Через несколько лет, когда ты вырастешь…

— Я не маленький.

— По летам и по росту — да. Но есть вещи, которые сейчас твоему уму непосильны. Со временем ты научишься разбираться в жизни.

— Я хочу знать правду. — Вадим упрямо нагнул голову.

— Тебя никто не обманывает, — голос Шамова зазвенел. — Я сам ничего не знаю. Все это… чудовищно и… непонятно. Кончим этот разговор и больше не будем к нему возвращаться. Он неприятен мне. Очень…

— Но почему мама пишет, что не хочет лгать, и велит спросить тебя? Ты знаешь. Ты все знаешь. Думаешь, я не пойму? Пойму. Только скажи правду…

— Ты, кажется, не веришь мне?

— Да.

Широко раскрытые (совсем Луизины!) глаза смотрели на Шамова не мигая. Богдан Данилович понял: если он сейчас ударит сына или грубо накричит на него, тот уйдет из дому, и, превозмогая себя, сказал с горечью:

— Ты меня обижаешь, Вадик.

Сгорбился, опустил голову и ушел в коридор раздеваться.

Через несколько минут он вернулся в комнату. Вадим стоял на прежнем месте.

— Почему ты не позвал меня? Я бы приехал.

— Все произошло неожиданно. Не мучай меня. Твои вопросы причиняют мне страдание.

Шамов устало опустился на стул. Прикрыл глаза покрасневшими веками, долго сидел на шевелясь и все ждал, что сын подойдет к нему, заговорит. Но Вадим, даже не взглянув на отца, ушел в кухню и там, прижавшись лбом к посудному шкафу, не сдержался, заплакал.

«Это все он, — думал Вадим об отце, — мама сама никогда не бросила бы меня… Но почему?»

2.

Война налетела на страну, как смерч. Сорвала с насиженных мест миллионы людей и закружила их в гигантском водовороте.