Так было

— С таким отношением руководителя колхоза к политико-массовой работе, — свирепо глядя на Новожилову, чеканил Шамов, — трудно обеспечить нужный нам уровень производительности труда. А без этого, как говорит товарищ Сталин, невозможно добиться решительного подъема экономики. Все формы и методы агитационной работы на селе мы…

— Товарищ Шамов, — оборвал его Рыбаков. — После актива соберите к себе уполномоченных и расскажите об опыте массовой работы. А сейчас доложите нам конкретно, к какому сроку «Новая жизнь» закончит уборку, обмолот и сдачу зерна. Уложитесь ли в график?

— Видите ли, я не председатель колхоза и даже не заместитель…

— Вы представитель райкома партий и за все дела отвечаете наравне с председателем.

— Разумеется, — поспешно поддакнул Шамов и принялся растирать ладонью блестящий, будто отполированный, череп. — Я полагаю, мы справимся с заданием райкома и уложимся в график.

— Как будете сушить зерно? — поинтересовался Плетнев.

— То есть, как сушить?

— Вот я об этом и спрашиваю. — На губах Плетнева ироническая улыбка.

— Вероятно, нам придется организовать сушку на месте…

— Можно и у соседей подсушиться, — сострил кто-то.

— Лучше солнышка подождать. Весной оно обязательно выглянет.

Послышался приглушенный смех.

— Так как же будем сушить зерно, Новожилова? — спросил Рыбаков.

— Мы думаем так, Василий Иванович…

Шамов сел. Щеки его горели. Губы беззвучно шевелились. Богдан Данилович вынул портсигар (белые длиннопалые руки дрожали) и принялся свертывать папиросу. «Негодяи! Они еще смеются. И как смел Рыбаков так бесцеременно перебить меня? Черт знает что. Таким только дай волю. Узколобые практики, а не руководители. Навоз, зола, семена, пар. Все это давно навязло в зубах и осточертело. А годы идут, здоровье убывает. Надорвешься — спасибо не скажут. Ноги вытянешь — памятник не поставят. Скорей бы конец войне. Тогда — вон из этой дыры. В столицу, вверх через две ступеньки. Вот когда понадобятся силы. И надо не растрачивать, а накапливать их, готовясь к прыжку. Мы еще посмотрим… Цыплят по осени считают».

Богдан Данилович почувствовал на себе чей-то взгляд, резко обернулся и встретился глазами с Валей, Она не отвела глаз, и Богдан Данилович увидел в них выражение гадливости. И эта тоже… Давно ли восхищалась каждым его словом, благоговела и поклонялась… Ну ничего. Он превосходно проживет и без нее, а вот она… Так и останется прозябать в этом медвежьем углу. Бескрылая, никому не нужная…

Шамов опомнился, когда заговорил Рыбаков. Усилием воли отогнал навязчивые мысли, вслушался. «Напечатай эту речь — читать нечего, — думал он, — обычные слова и мысли. А как его слушают! Вот это накал! Глупец. Тратить столько энергии на речь перед какими-то уполномоченными и председателями колхозов!»

А Рыбаков, скупо жестикулируя, говорил:

— Никаких уважительных причин, оправдывающих провал заготовок, нет. Нет и не будет. Запомните это. Докладывать райкому каждый день. Выезжать немедленно. Над зоной Рачевской МТС шефствует Федотова, над Иринкинской — Тепляков, над Еринской — Плетнев. Я оставляю за собой право приехать в любой колхоз. Договорились? А сейчас Федотова прочтет, кто куда едет. Мы сделали небольшую перестановку уполномоченных. Давай, Полина Михайловна. Федотова прочла список.

— Есть ли возражения? — спросил Рыбаков.

— Нет.

— Согласны.

— Тогда счастливо. До первого ноября, Синельников, останься.

«Что случилось? Почему меня нет среди уполномоченных?» — недоумевал и тревожился Степан, протискиваясь к столу. Василий Иванович кивнул на стул, подождал, пока разойдутся приглашенные.

— Слушай, Степан, — мягко заговорил Рыбаков, — куда к чертям девалась ваша агитбригада? В прошлом году вы всю уборку мотались по колхозам. А нынче весну поездили и решили на печи отлеживаться. Погодки испугались?

— Ничуть. Мы готовили новую программу. Сегодня обкатаем ее на концерте в Доме культуры и…

— И завтра же выезжайте. Начнете с колхозов Иринкинской зоны. Там их четырнадцать. Побывайте во всех. Мало по дню, живите по два. Выступайте прямо на полях. Днем и ночью. По-фронтовому. Расшевелите, зажгите народ. Поднимайте молодежь, интеллигенцию. Частушки-то не разучился петь?

— Что вы!

— Побольше их там сочиняй да поострее, чтоб потом вся деревня распевала.

— Я решил перед концертом делать небольшой доклад о «Молодой гвардии».

— О краснодонцах?

Степан кивнул головой.

— Хорошо, — одобрил Рыбаков.

— Вы не придете сегодня новую программу посмотреть?

— Нет. Сейчас уезжаю. На той неделе буду в Иринкино. Там и посмотрю. Ну, бывай.

Проводил Степана взглядом. Прошел в свой кабинет, остановился у окна. Посмотрел на небо, улыбнулся. «Развидняет. Кажется, синоптики не соврали. Хорошо бы».

Телефонный звонок прервал раздумья.

— Василий Иванович, вы ведь мимо колхоза «Коммунизм» поедете? — послышался в трубке голос Федотовой. — Да, а что?

— У меня Малышка копыта сбила. Обезножела. Хочу напроситься в попутчики. Подбросьте меня до «Коммунизма». Там оборудую штаб-квартиру. И коня раздобуду.

— Ладно, пообедаем и поедем.

3.