Так было. Размышления о минувшем

Однако Сталин упорно продолжал считать, что войны именно тогда не будет. Советские войска переезжали в летние лагеря, проводили полевые учения, а многие офицеры находились в отпусках. Сталину не хотелось войны, и это свое нежелание, эту свою концепцию он возводил в факт, в который верил и которого неуклонно придерживался, несмотря на то что этот факт шел вразрез с реальной обстановкой. Мы пытались переубедить его, но это было невозможно.

Кстати, за 2–3 дня до начала войны Жданов уехал в Сочи на отдых. Он был наивен и верил каждому слову Сталина, который разрешил ему ехать. Я лично был тогда крайне этому удивлен, потому что не верил сталинским расчетам.

Иной раз спрашивают: занимался ли Сталин подготовкой страны к обороне и к войне? Принимал ли он необходимые меры для этого?

Неправильно и глупо было бы утверждать, что он не заботился об обороне страны. Он, конечно, принимал те меры, которые он считал необходимыми. Но он исходил из того, что ранее 1943 г. Гитлер не начнет войну.

Спрашивают: насколько он был компетентен в вопросах подготовки страны к обороне и к войне? Понимал ли он вообще в этом деле?

Я бы сказал, он понимал не меньше, чем должен понимать любой политический деятель в его положении. Может быть, несколько больше знал, поскольку быстро все схватывал и память у него была хорошая. Он запоминал все то, что слышал. Он мыслил логически и мог из малого количества фактов сделать вывод. Правда, не всегда правильно это делал, но считал для себя бесспорным вывод, им сделанный. Требовать от него как партийного и государственного деятеля бо́льших знаний, чем те, что он проявлял, было, конечно, бессмысленно. Не мог политический деятель глубоко знать такие сложные области, как военная промышленность, военная стратегия, военная техника. Его опыт пребывания на фронтах в Гражданскую войну был недостаточен для того, чтобы знать все военное дело. К тому же совсем другой характер носили методы, средства вооружения, организация обороны тогда и совсем другое положение было перед Второй мировой войной.

Скорее этот опыт Гражданской войны не помогал подготовке и ведению Отечественной войны, а мешал. Это чувствовалось и на Ворошилове, и на Буденном, которые считали себя хорошими, опытными командирами, вождями Красной армии. Но в 1918–1920 гг. самым мощным оружием были тачанки с пулеметами. Артиллерия была слабая, винтовка обычная, образца 1891 г., авиации практически не было. Существовали танки и броневики, которые в боях существенной роли не играли.

Возможно, испанские события, когда там появилось немецкое и итальянское вооружение, где были наши военные и летчики с нашим оружием, раскрыли нам глаза на наше отставание в развитии военной техники и организации ведения войны. Мы до этого думали, что у нас танки и авиация не хуже. Танк Т-34 уже был создан, но производство их росло недопустимо медленно. Исходя из сказанного, неправильно обвинять Сталина в полном отсутствии старания или заботы о подготовке обороны страны. И то, что мы отставали, но не знали об этом отставании, также объяснимо. Откуда может знать все это и понимать политический деятель? Только от того человека и от той группы деятелей, которые решают судьбу армии, только от них можно узнать все, на них опираться, к их голосу прислушиваться, через их информацию знать противника, предвидеть события и устранять дефекты в нашей подготовке к обороне.

Испытанием готовности нашей страны к обороне и войне с капиталистическими странами было нападение японцев на озере Хасан, а затем бои на Халхин-Голе в 1938–1939 гг. Тогда у нас было впечатление, у меня во всяком случае, что на Хасане наше командование и организация боя были неудовлетворительными. Мы их победили численным преимуществом наших войск и вооружения. Но все-таки чувствовалась организационная слабость по сравнению с японцами. Это мое тогдашнее впечатление.

На Халхин-Голе было более серьезное испытание. Мне кажется, что японцы не затеяли бы Халхин-Гола, если бы не те недостатки у нас, которые были на Хасане. Они, конечно, знали о численном превосходстве наших войск. И, хотя потерпели поражение, видели слабости нашей стороны. Да и местность на Хасане была невыгодной для японцев. Возможно, это тоже имело значение. Мне кажется – я не могу, конечно, утверждать это, – что японцы именно поэтому решили новый бой дать на просторах Монголии, более благоприятной для маневров, с хорошо организованным тылом, с базами для авиации. Видимо, рассчитывали, что побьют нас, иначе нечего было лезть туда. Если бы этой надежды у них не было, они бы успокоились Хасаном.

На Халхин-Голе вначале бои были трудные, и наше командование не справлялось. Мы еще не имели численного превосходства. Только потом подтянули силы и получили превосходство. Кроме того, вначале японская авиация проявила себя сильнее, чем советская. И тогда мы вынуждены были из других воинских частей лучших летчиков быстро перебросить в Монголию, потому что до этого в воздухе господствовали японцы.