Так держать, Дживз!

От таких мыслей, как вы понимаете; моя душа, по мере того как мы приближались к месту назначения, постепенно уходила в пятки. Очутившись в здании школы, мы миновали длинный коридор и вошли в кабинет, где за письменным столом, сверкая очками в стальной оправе так же неистово, как и на ленче у тёти Агаты, стояла директриса собственной персоной. Я бросил на неё один только взгляд и крепко зажмурился.

— Ах! — сказала мисс Мэйплтон.

Высказанное с опредёленной интонацией, начинающейся с высокой ноты и заканчивающейся низкой, как бы выплюнутое, — если вы понимаете, что я имею в виду, — слово «Ах!» звучит не менее зловеще, чем «Хо!» По правде говоря, можно поспорить, какое из этих слов забористей. Но я был просто потрясён, услышав, что мисс Мэйплтон произнесла «Ах!» совсем другим тоном. Если уши меня не обманывали, это было настоящее «Ах!», дружелюбное «Ах!»; «Ах!», которое говорят друг другу солдаты-однополчане. Потрясение моё было настолько сильным, что, забыв об осторожности, я осмелился посмотреть на неё ещё раз. И хотите верьте, хотите нет, Бертрам коротко вскрикнул. Грозный экспонат, стоявший передо мной, не вышел ростом. Я хочу сказать, мисс Мэйплтон не могла высокомерно смотреть на окружающих сверху вниз. Но нехватку дюймов ей с успехом возмещал величественный вид, присущий всем женщинам, руководящим школами. Глядя на неё, становилось ясно, что она не потерпит никаких глупостей. Директор школы, в которой я когда-то учился, обладал таким же даром вселять в людей ужас, и помнится, in statu pupillary, я готов был признаться во всех своих грехах, стоило мне почувствовать на себе огненный взгляд его глаз. У армейских майоров точно такой же вид. А также у полисменов-регулировщиков и некоторых девушек, работающих на почте. Должно быть, тут дело в том, что они как-то по-особому поджимают губы и умеют смотреть сквозь собеседника.

Одним словом, посвятив долгие годы воспитанию молодёжи (выговаривая Изабель, со строгой серьёзностью делая замечание Гертруде, ну, и всё такое), мисс Мэйплтон с течением времени стала похожей на укротительницу львов, что и заставило меня в первый момент крепко зажмуриться и прочитать про себя коротенькую молитву. Но сейчас, хотя она всё ещё напоминала укротительницу львов, я видел перед собой дружелюбную укротительницу, которая недавно уложила своих зверей спать и решила расслабиться в компании друзей.

— Я вижу, вам не удалось их обнаружить, мистер Вустер, — сказала она. — Тем не менее я ценю вашу храбрость и хочу выразить вам признательность за проявленные заботу и внимание. На мой взгляд, ваше поведение было безупречным.

Я почувствовал, что рот у меня открылся, а голосовые связки зашевелились, но я не смог выдавить из себя ни слова. Ход её мысли остался для меня тайной за семью печатями. Я был поражён до последней степени. Изумлён донельзя. Короче, я попросту обалдел.

Цербер закона издал горлом какой-то нечленораздельный звук, похожий на завывание волка, от которого в последний момент ускользнул русский крестьянин.

— Вы опознаёте этого человека, мэм?

— Опознаю? В каком смысле я должна его опознать?

В беседу включился Дживз:

— Насколько я понимаю, мадам, сержант находится под впечатлением, что мистер Вустер забрался в ваш сад с преступной целью. Я уведомил сержанта, что мистер Вустер — племянник вашей подруги, миссис Спенсер Грегсон, но он отказался мне поверить.

Наступило молчание. Мисс Мэйплтон бросила на полисмена такой взгляд, словно она застукала его за сосанием леденцов во время урока Священного Писания.

— Вы хотите сказать, сержант, — произнесла она голосом, который пронзил полисмена в районе третьей пуговицы и вышел между лопатками, — что из-за вашего идиотизма настоящим преступникам удалось скрыться, так как вы приняли мистера Вустера за грабителя?

— Он сидел на дереве, мэм.

— Ну и что с того? Ведь вы забрались на дерево, чтобы лучше видеть, мистер Вустер?

Теперь я смог ей ответить. Я оправился от шока, и моё присутствие духа ко мне вернулось.

— Да. Вот именно. Так оно и есть. Конечно. Безусловно. Точно, — сказал я.

— Чтобы лучше видеть. Как дважды два.

— Я попытался объяснить сержанту то же самое, мадам, но он счёл мои теорию неправдоподобной.

— Сержант — болван, — заявила мисс Мэйплтон. На мгновение мне показалось, она сейчас возьмёт в руки указку и стукнет полисмена по костяшкам пальцев. — Благодаря его кретинизму, настоящие нарушители наверняка успели убежать. И за такую работу мы платим коммунальные и государственные налоги!

— Ужасно! — воскликнул я.

— Полное беззаконие.

— Стыд и срам.

— Вопиющее безобразие, — решительно произнесла мисс Мэйплтон.

— Хуже не придумаешь, — согласился я.

По правде говоря, мы всё больше и больше напоминали пару воркующих голубков; и в это время сквозь открытое окно кабинета до нас донёсся шум.