Так говорил Бисмарк!

После трех часов совершил с Вагнером прогулку по парку. За столом находился правительственный президент фон Эрнстгаузен, здоровый, еще молодой господин. Шеф обедает сегодня у наследного принца, а поэтому оставался за столом только до варцинского окорока, о котором сказал: «Подавайте его тогда только, когда и я обедаю. Его следует есть при моем участии с чувством отчизнолюбия».

Эрнстгаузену он заметил: «Я приглашен к наследному принцу, но еще раньше мне предстоит важное объяснение; поэтому я и подкрепляюсь для него. Сегодня у нас тринадцатое и пятница. Воскресенье будет пятнадцатого, следовательно, восемнадцатого будет среда. Это будет орденский праздник, и тогда можно издать манифест немецкому народу об императоре и империи, над которым работал Бухер. Король сообщал и Нордгаузену о своих затруднениях относительно титулов: германского императора и императора Германии. Он более склоняется принять последний титул. Я не вижу большого различия между обоими титулами».

Вечером читал вновь прибывшие депеши и прежние проекты. Шеф возвратился в половине десятого от наследного принца и тотчас же заставил меня телеграфировать, что мы у Леманса взяли в плен восемнадцать тысяч французов и двенадцать орудий и что Гамбетта, присутствовавший при сражении, почти уже был у нас в руках, но успел вовремя ускользнуть. Еще позже обработал для доклада речь Унру о недостатке локомотивов на немецких железных дорогах.

Глава XVII Последние недели перед капитуляцией Парижа

Суббота, 14-го января. Холод умеренный. Погода слегка туманная, к полудню ясная, а потом опять туманная настолько, что ничего нельзя видеть в десяти шагах. Обстреливание фортов и города происходит непрерывно, с утра до вечера. Ночью отразили вылазку парижан, которая была направлена против войск одиннадцатого корпуса, стоящих у Мёдона, против баварцев в Кламаре и против гвардии в Ле-Бурже. Отправил несколько телеграмм, потом деловое письмо к М. и, по обыкновению, читал газеты для короля и для шефа. После завтрака, за которым сообщалось, что вчерашняя вылазка закончилась поспешным бегством французов и что южные форты почти не отвечают на наш огонь, опять сделал прогулку с Вагнером по парку, сзади замка.

За обедом присутствовал граф Лендорф. Шеф рассказывал, что он получил письмо от Жюля Фавра. Этот последний желает отправиться на конференцию в Лондон и хочет, чтобы ему был изготовлен пропуск для него, для незамужней дочери и другой замужней с мужем, носящим испанскую фамилию, и для секретаря. Еще приятнее ему был бы паспорт: господину министру со свитой. Но он не получит никакого паспорта, а военным будет просто отдан приказ пропустить его. Бухер напишет ему, что он сделает всего умнее, если поедет через Корбейль, так как там ему не придется бросать свой парижский экипаж, идти некоторое время пешком и потом брать другой экипаж. Точно так же более удобный путь для него был бы через Ланьи к Мецу, нежели через Амьен. Если же он не хочет ехать через Корбейль, то пусть скажет об этом. Тогда военные власти получат другие приказания. «Ввиду того, – прибавил он, – что он едет со всем семейством, можно сказать, что он хочет спастись».

В дальнейшем ходе разговора министр заметил: «Для деловых сношений Версаль – самое неудобное место, какое только можно было выбрать. Следовало оставаться в Ланьи или в Феррьере. Но я знаю, в чем тут дело. Многие, которым делать нечего, там слишком скучали. Но они, конечно, скучают здесь так же, как и везде».

Вечером о трудностях продовольствия Парижа после его сдачи написал статью, назначенную для «Монитера». «Мы находим, – говорилось там, – в «Journal Officièl» следующие соображения относительно продовольствия Парижа: из депеши, посланной третьего января из Бордо, оказывается, что правительство национальной обороны ввиду продовольствия Парижа собрало значительные массы провианта. Кроме тех рынков, которые уже учреждены, сюда относятся находящиеся вне района неприятельских операций и готовые для отправления по первому сигналу следующие продовольственные средства: более пятнадцати тысяч штук рогатого скота, более сорока тысяч овец, более трехсот тысяч кубических центнеров пищи всякого рода, собранной в магазинах и принадлежащих государству. Эти массы продовольствия собраны для прокормления Парижа.