Так говорил Бисмарк!

Ложась спать, я еще раз заглянул в «Moniteurs» и заметил, что один столбец был переполнен именами бывших в плену французских офицеров, которые, нарушив честное слово, убежали из тех мест, где они содержались. В числе этих господ были капитаны и лейтенанты, пехота и кавалерия, северные и южные французы. Из Дрездена убежало двое, из-под Гиршберга не менее десяти. В Париже, по-видимому, если верить известиям английских и бельгийских газет, относительно того, что поддерживать душу с телом, хотя уже довольно плохо, но все-таки еще сносно по крайней мере, у зажиточных. Пока еще нет недостатка в хлебе, в сухих овощах и в консервах. Свежая говядина очень редка и дорога. Большинство парижан заменяет ее кониной и ослиным мясом, которые, как гласит одно письмо, в действительности лучше, чем до сих пор думали. Крыса становится изысканным блюдом. Собаки и кошки – роскошное блюдо; с наступлением ночи им нельзя уже безнаказанно показываться на бульварах. Масло на исходе, древесные уголья уже вышли, и запасы каменного угля тоже скудеют. В половине ноября фунт коровьего масла стоил от 25 до 26 франков, гусь – 35 фpанков, фунт конины – от 3 до 4 франков, а свежие овощи и молоко уже не могли приобретаться людьми с небольшими средствами.

Пятница, 2-го декабря . Утром еще раз изложил в письмах и статье мнение шефа относительно договора с Баварией. За завтраком говорили, что сегодня опять была вылазка в том направлении, где стоят вюртембержцы и саксонцы, и что французы на этот раз развернули громадные массы пехоты. На улице несколько градусов мороза, что очень неприятно для раненых, находящихся на поле битвы. После обеда перевел для короля большую статью из «Times» по поводу ответа Горчакова на депешу Гранвилля.

За обедом в качестве гостей шефа присутствовали Альтен, Лендорф и один офицер в драгунской форме. Драгунский офицер был г. фон Тадден, сын фон Таддена-Триглаффа. Шеф рассказывал, что он только что, вернувшись с прогулки в экипаже, хлопотал о лучшем помещении нашего конвоя.

«Эти люди, – говорил он, – до сих пор имели помещение в холодном каретном сарае m-me Жессе. Но это помещение теперь уже не годится, а потому я приказал садовнику очистить им половину теплицы.

– Но там растения мадам замерзнут, – возразила жена садовника.

– Это скверно, – сказал я, – но все-таки лучше, нежели это случилось бы с солдатами.

Потом он заговорил о своем опасении, что рейхстаг может отменить или по крайней мере изменить договор с Баварией.

«Я ужасно беспокоюсь, – сказал он. – Люди эти и не подозревают, какое теперь положение. Мы балансируем на кончике громоотвода, и если мы потеряем равновесие, которого я добился с большим трудом, то очутимся на земле. Они желают большего, чем можно было достигнуть без давления; хотя они сочли бы за счастье, будь это до 1866 года, если б они достигли тогда хоть половину того, что досталось ныне. Хотят сделать поправку, желают побольше единства, побольше однообразия, но если они переставят только запятую в договоре, то придется начать вновь переговоры. Где же они будут происходить? Здесь в Версале? А если мы не кончим этого дела к первому января – что было бы очень приятно некоторым мюнхенцам, – тогда объединение Германии отложилось бы, может быть, на целые годы, и австрийцы устроят свои дела в Мюнхене».

После супа подали шампиньоны с двумя разными приправами.

– Их надо есть с благоговением, – сказал шеф, – так как они составляют добровольное пожертвование солдат, нашедших их в каменоломне или погребе, где было устроено искусственное разведение шампиньонов. Соус к ним повар сделал хороший, он очень вкусен. Еще благодатнее и, конечно, вполне редким было недавно другое пожертвование солдат – какой полк прислал мне розы?

– Сорок седьмой, – возразил Болен.

– Да, это был букет роз, сорванных под огнем, вероятно, где-нибудь в саду, в цепи передовых постов. Ах, я сейчас вспомнил; мне попался в лазарете солдат из поляков, не умеющий читать по-немецки. Ему очень хотелось иметь польский молитвенник. Нет ли у кого-нибудь из вас чего-нибудь подобного?

Альтен ответил, что молитвенника нет, но он мог бы дать ему польскую газету.

– Это не годится, – возразил шеф. – Он и не поймет ее, да и к тому же газеты возбуждают публику против нас. Нет ли чего-нибудь у Радзивилла? Польский роман тоже годится: «Пан Твардовский» или что-нибудь в этом роде.

Альтен заметил себе это на память.

Затем начали говорить о нынешней вылазке, когда со стороны Сены снова загремели несколько выстрелов. Кто-то сказал: «Бедные вюртембержцы, опять потеряют много людей».

– И бедные саксонцы, вероятно, тоже, – заметил шеф.

Упоминали о Дюкру, который, вероятно, командует вылазкой, и полагали, что у него есть основание избегать сильно плена.