Так говорил Бисмарк!

Потом министр прибавил: «У нас в особенности два класса, производящие воровство; это мучные черви, которые имеют дело с провиантом, и строители, главным образом те, которые занимаются гидравлическими сооружениями. Теперь же, к сожалению, к числу их надобно прибавить врачей. Мне помнится, что недавно – должно быть, полтора года назад – проводилось большое следствие по поводу злоупотреблений, допущенных при поставках для войска, в котором, к удивлению моему, были замешаны тридцать врачей» [16] .

Потом он спросил вдруг: «Знает ли кто-нибудь из вас, господа, кто такой Нитгаммер? Это, должно быть, очень ученый господин».

Кто-то сказал, что он филолог; другой сообщил, что так звали приятеля Гегеля, а Кейделль заметил, что с таким именем есть дипломат, который к нам недоброжелателен. «Он находился, – пояснил шеф, – должно быть, в сношениях с Гарлессом, а этот и был баварский богослов, и наш враг».

Вечером я приготовил для короля интерпелляцию Дункера по поводу ареста Якоби в том виде, как она изложена была в «National-Zeitung».

Потом канцлер приходил к нам еще после половины одиннадцатого, когда мы сидели за чаем. Минуту спустя он заявил: «Газеты недовольны баварским договором. Я тогда же подумал это. Им не нравится то, что некоторые чиновники называются баварскими, но тем не менее они должны вполне сообразоваться с нашими законами. То же самое в существенных частях имеет место и в войске. Налог на пиво им тоже не нравится; как будто у нас этого не было несколько лет в таможенном союзе. Итак, они находят разные недостатки, в то время как все существенное достигнуто и все надлежащим образом закреплено. Они действуют так, как будто мы вели войну против баварцев, как в 1866 году против саксонцев, тогда как баварцы – наши союзники. – Чем одобрить договор теперь, они готовы лучше обождать объединения, пока оно не будет в желаемой им форме. Но им пришлось бы долго ждать. Путь их ведет лишь к затяжке дела, между тем в действительности нужно быстро действовать. Если мы будем медлить, то злой враг выиграет время и посеет раздор. Договор обеспечивает нам многое; кто желает иметь все, тот доведет дело до того, что не получит ничего. Они недовольны тем, что достигнуто, желают побольше однообразия; пусть они только подумают о том, что было пять лет назад, чем они довольствовались бы тогда? Учредительное собрание! А если баварский король не согласится на выборы? Баварский народ не может его принудить к тому и мы тоже. Да, порицать легко, если не сознавать ясно все обстоятельства».

Потом он перешел на другую тему. «Вот, – говорит он, – я прочел донесение о нападении на батальон Унна. В нем приняли участие жители Шатильона; из них другие, конечно, в свою очередь, спрятали наших. Как это они не сожгли города в первом порыве гнева! После, когда кровь остыла, это уж было неудобно».

Минуту спустя он вынул из кармана несколько золотых и играл ими несколько минут. «Удивительно, – сказал он, – как это здесь прилично одетые люди просят милостыню. Это случалось уже и в Реймсе: но здесь гораздо чаще. Как редко теперь попадаются золотые с изображением Людовика Филиппа или Карла X! Мне помнится, в моей юности, в двадцатых годах, иногда попадались монеты с Людовиком XVI и XVIII, толстым. Даже название луидор уже вышло из употребления. Желая показать важность, у нас говорят о фридрихсдорах». Потом он взвешивал наполеондор кончиком среднего пальца и продолжал: «Сто миллионов двойных наполеондоров – это составит приблизительно вознаграждение за военные издержки деньгами, потом оно обойдется дороже – четыре тысячи миллионов франков. Сорок тысяч талеров золотом составят центнер; тридцать центнеров помещаются на большой парной фуре – я знаю это, мне однажды приходилось везти из Берлина домой четырнадцать тысяч талеров; какая это тяжесть! Итак, для перевозки всей помянутой суммы потребовалось бы восемьсот фур».

– Да их скорее доставят, чем доставлялись снаряды для бомбардирования, – заметил кто-то, у которого теперь так же, как и у большинства из нас, истощилось терпение в ожидании этой меры.

– Это верно, – возразил шеф, – но Роон сказал мне на этих днях, что у него имеются в Нантейле несколько сот подвод, которые будут употреблены для перевозки снарядов. Можно бы также в фурах, в которые теперь запрягают по шесть лошадей, некоторое время запрягать по четверке, а лишнюю пару лошадей употребить для транспортных подвод. У нас там 318 пушек, но они хотят иметь еще 40, и их может еще доставить Роон; но другие генералы отказываются вообще действовать.

Потом Гацфельд заявил: «Не далее как шесть или семь недель назад, как они стали отказываться. Еще в Феррьере Бронсар и Верди сказали, что они могли бы за тридцать шесть часов разрушить до основания форты Исси и Ванвр и потом выступить против Парижа. Потом вдруг оказалось это невозможным».

Я спросил, какого мнения об этом Мольтке.

– О, он не заботится об этом! – ответил Гацфельд.

Но Бухер заявил:

– Мольтке хочет бомбардировать.