Так говорил Торама

– Нужно Галю позвать, – предложила Дилара, – кроме Гали, сейчас никто не сможет заставить Тулупа прекратить. У нее особый к нему подход.

– У нее безлимитный подход ко всему продовольствию, – ревниво пробурчал Игорь Богданов.

Он явно завидовал расположению биомеха к хиэтику «Алкиона». Мало того, что пышная смешливая Галя составляла для каждого члена экипажа ежедневный рацион и была непоколебима к мольбам «добавить чего-нибудь сладенького», если осмотр выявил излишки сахара в крови. Так она еще руководила небольшой фермой одноклеточных водорослей Chlorella vulgaris, которые служили для преобразования углекислого газа, выдыхаемого космонавтами, в кислород и съедобную биомассу. Никто в штатном полете не собирался потреблять «вульгарную хлореллу», подразумевалось, что биомасса сможет заменить обычную еду в экстремальном случае, но биомех очень пристрастился к насыщенным белком водорослям.

Ради этой еды он готов был продать не только Богданова, но и (подозревал Игорь) весь «Алкион» с потрохами.

– Зовите Галю, – вздохнул Тиморский.

***

Когда возня по выманиванию Тулупа из-под кресла закончилась, и его, вцепившегося в изумрудный лист, хиэтик Галя на руках вынесла из кают-компании, за ними потянулись и все остальные.

Тиморский уже хотел выдохнуть с облегчением, но тут же понял, что обрадовался зря. Оль, молча наблюдавшая за разговором, не ушла со всеми.

Оль была единственным известным капитану Тиморскому плодом любви землянина и инопланетянки. Причем она сама не знала тайну своего происхождения. Отец привез младенца из путешествия и никогда и никому не рассказывал о матери девочки. Оль воспитывалась на Земле, но при всей внешней похожести на обычную женщину в ней все время мерцала загадка. Нечто неуловимое, но иное.

Очень высокая и худая, с копной светлых вьющихся волос, собранных на затылке в небрежный хвост. Ее бы с руками взяли в передовой отряд разведчиков, девушка же решила посвятить себя космической медицине. Медик из нее получился неплохой, но грустно смотреть, как пропадают шикарные данные.

– «Приятное путешествие»? – она скрестила руки крест-накрест на груди, ожидая ответа. – Что было в посылке, Вадим?

– Оль, – выдохнул Тиморский, – ты не поверишь, но сейчас я очень занят. Мы можем вернуться к этому разговору через несколько дней?

– Не можем, – она мотнула головой. – Потому что ты скажешь прямо сейчас.

Тиморский терпеть не мог скрывать что-то от экипажа. Но это в правилах особого торгового отдела «Ю-мы» – использовать людей вслепую. Может, потому что цели их экспедиций представлялись даже самим чиновникам отдела туманными и – Тиморский был в том уверен – почти всегда имели привкус чего-то если и не незаконного, то явно неоднозначного с точки зрения морали. Конечно, невинная передача посылки навигатором компании на периферийную планету, скрывала в себе что-то еще. Не могла не скрывать. Но было четкое указание: «Почтальон» должен знать только это. Следующие инструкции придут по результатам «прихорионивания» «Застрехи».

– И все-таки – можем, – резко отрубил Вадим, и Оль поняла, что демократия на сегодня закончилась. – И вернемся. Через несколько дней.

– Есть вернуться через несколько дней, – медик вытянулась по струнке. – Разрешите идти?

– Вольно, – скомандовал кэп и добавил чуть тише. – Иди уже…

Она вышла нарочито прямо, почти не сгибая колени, как на параде. Даже обычно бесшумная панель раздвинулась, пропуская Оль и закрываясь за девушкой, с непривычным шуршанием.

«Вот же, язва…», – вздохнул про себя Тиморский.

Мигнул сигнал передатчика, настраиваясь на прием. Информация шла по спецканалу Ю-мы. Так как Тиморский не успел передать первый и пока единственный рапорт своего тайного разведчика, очевидно, появились какие-то новые данные со стороны особого торгового.

Глава 5. Мертвый бар

Ночная духота уступила место резкой утренней свежести. Ветров поворочался под одеялом, в которое закутался почти с головой. Логично было бы выставить регуляторы на обогрев, но не хотелось высовывать руку из теплого укрытия. Говорят, на новых шлюпках предусмотрен ментальный контроль температурного режима, но «Застреха» к ним не относилась. Кэп сказал, что после этого рейса им точно поменяют шлюпку, а заодно и все три флаера, приписанные к ней, на более современные.

Димке было даже немного (честно говоря, – много) жаль – он привык к «неактуальной» посудине. А, может, это его эмпатия заставляла относиться ко всему, даже неодушевленному, с живым сочувствием.

– Привет, «Застреха», – сказал он вслух, – надеюсь, утро будет добрым.

Откуда-то веяло сладкими перцами, тушенными для борща. Ветров не успел удивиться – вкусный дух тут же исчез. Димка вспомнил, как вчера ему показалось, что в стерильном храме пахнет кофе, и запах был осязаемый, не оставляющий никаких сомнений в своей реальности.

Обонятельные галлюцинации.