Читаем Так и будет? полностью

Горячее полуденное солнце прогревало Пьера до косточек, забираясь в самые дальние части его организма, промерзшие еще с тяжелой военной зимы. Экраны на улице были отключены — вероятно, их настраивали под актуальную послевоенную информацию. Напротив завода росла небольшая аллея из молодых тополей. Зеленые мягкие листья, шуршащие от ветра, переливались на солнце. Пьеру это напомнило из детства картину Клода Моне «Женщины в саду». Он вспомнил это ощущение тепла, любви и защищенности, внутри все затрепетало, и настроение заметно улучшилось.

На его столе в отделе продаж ничего не поменялось, только его покрыл приличный слой пыли. После вступительных слов и указаний по работе, Сергей Алексеевич закончил речь фразой «Так что пока ждем, что скажет Префект и рассчитает Экономсовет…».

Впервые за долгое время в начале седьмого Пьер шел домой по теплой улице. Савелия он так и не встретил — он не приехал обратно. Но погружаться в это сейчас Пьер физически не мог — сил оставалось только на дорогу до дома в виде овоща.

Войдя в дом, он почувствовал, как будто у него внутри есть аккумулятор, как у смартфона, который резко разрядился. Так бывает с некоторыми телефонами, когда их выносят на мороз. Он еле дошел до постели и провалился в глубокий сон, не сняв полусапоги…

Глава 21. Лифт

Пьер понял, что открыл глаза раньше обычного, потому что находился в абсолютно темном пространстве. Он сначала подумал, что проснулся в своей комнате, а такая темнота была из-за ночного дождя и туч, но его смутило в этой версии то, что он не ощущал ничего — ни давления головы на подушку, ни одеяла, ни веса тела. Он парил в темноте, как в бесконечном океане на глубине, до которой не доходит свет. Он попытался повернуться, чтобы посмотреть назад, но у него ничего не вышло — тело было непослушным, как заржавевший механизм.

«Возможно это состояние и называют «между жизнью и смертью» — подумал он — не хватает только света в конце тоннеля».

Глаза уловили легкое свечение в пустоте, похожее на самое начало рассвета. Свечение увеличивалось и превращалось в вибрирующий желто-белый диск, освещавший тело Пьера. По мере увеличения диска, Пьер понимал, что он летит к объекту света, а не просто парит в пространстве. Диск становился все больше и начинал вибрировать. Скорость заметно возросла, и вибрация разлилась по всему телу. Это несравнимое чувство усиливалось с каждой секундой. Пьер, по ощущениям, был пулеметом, из которого стрекочут пули одна за одной, но внешне руки и ноги, на которые он мог посмотреть, были неподвижны. Вибрация проходила внутри, либо «пробегала» извне через мышцы и кости и трясла само нутро.

Спустя несколько мгновений, вибрация, достигнув предельной частоты, превратилась в звук работающей электробритвы. Желто-белый диск резко сузился, и Пьер, как баскетбольный мяч, на большой скорости проскочил в него. Его снова опрокинуло в сон.

Второй раз он открыл глаза уже на площади около Кайласа.

«Это же как надо устать, чтобы во сне снился сон.» — думал Пьер.

Оглядевшись по сторонам полупустой тихой площади, он развернулся и по-свойски пошел к дому Рахулы. Он уже был хорошо знаком с этим поселением, ставшим для него вторым домом. Рахула стоял у стола и раскатывал тесто.

— Привет, Рахула. — сказал из дверей Пьер.

— Здравствуй, Пьер! Рад тебя видеть! Давно тебя не было у нас.

— Да, реже стало получаться почему-то. Я думал, это ты меня не пускаешь сюда.

— Да ты что? Я всегда рад тебе, Пьер! Значит твое время было не здесь.

— Как же? Почему?

— Помнишь про Солнце, Луну и ветер? Всему свое время. Ты должен был решать другие вопросы. — поучительно сказал Рахула, продолжая катать тесто.

— А где же я должен быть по ночам, как не во сне?

— Во сне, но в другом.

— Странно, но мне ничего не снилось почти месяц. Да и последние полгода, кроме редких встреч с тобой.

— А, ну это значит, что твоему сознанию нужно было отдохнуть. Возможно, ты был перегружен у себя там…

— Я не могу найти своего друга. Сава после войны не вернулся.

— А ты не можешь с ними связаться никак?

— Нет, он давно не заходил в соцсети.

— Может быть, он просто потерял телефон?

— А ты знаешь, что такое соцсеть? — удивился Пьер.

— Коне-е-ечно, — протянул Рахула — и «соцсеть», и «мемчик», и «стикер».

— Ухты! А откуда? У тебя же даже телефона нет…

— Не обязательно что-то иметь, чтобы знать об этом. — улыбался Рахула.

— Ну, а как ты об этом узнал? От кого?

— Ни от кого-то конкретного, я просто это знаю. Вот, откуда ты знаешь, что… Что пар поднимается вверх, чтобы потом пошел дождь?

— Ну, метеорологи так говорят. И ученые.

— Но лично же ты этот пар не видишь, верно?

— Да, но я нахожусь в обществе, которое занимается различными замерами природы и ее явлений.

— Но есть же вещи, которые обществом уже не измеряются, а принимаются как истина?

— Соцсеть — это истина? — потерял нить разговора Пьер.

— Нет. — засмеялся Рахула.

— Да ты меня разводишь! — с улыбкой вскрикнул Пьер.

Рахула еще сильнее рассмеялся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 12
Том 12

В двенадцатый том Сочинений И.В. Сталина входят произведения, написанные с апреля 1929 года по июнь 1930 года.В этот период большевистская партия развертывает общее наступление социализма по всему фронту, мобилизует рабочий класс и трудящиеся массы крестьянства на борьбу за реконструкцию всего народного хозяйства на базе социализма, на борьбу за выполнение плана первой пятилетки. Большевистская партия осуществляет один из решающих поворотов в политике — переход от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества, как класса, на основе сплошной коллективизации. Партия решает труднейшую после завоевания власти историческую задачу пролетарской революции — перевод миллионов индивидуальных крестьянских хозяйств на путь колхозов, на путь социализма.http://polit-kniga.narod.ru

Джек Лондон , Иосиф Виссарионович Сталин , Карл Генрих Маркс , Карл Маркс , Фридрих Энгельс

История / Политика / Философия / Историческая проза / Классическая проза
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги