Найдись среди бежавших эмиров смелый человек, способный вернуть отряды на поле боя, к ночи он бы взял христиан без всякого сопротивления. Но такого среди выживших сельджуков не оказалось. Отважные сердцем остались костями на полях сражений.
Потом делили добычу: шатры, оружие, лошадей. Пояса кнехтов заполнились монетами, одежды запестрели красками. Налетевшие торговцы делали состояния, превращая груды халатов и посуды в серебро по очень выгодному для себя курсу.
Почти незаметной прошла сдача цитадели. Защитники, пораженные крахом "непобедимой армии", узрев в этом провидение и волю небес, склонили головы перед истинным Богом. Большинство из них, включая сына Баги-зияна, перешли в христианство, став оплотом норманн в чужом мире.
Кнехты отъедались три дня. Потом собрались в путь к Иерусалиму, лежавшему южнее.
Но вожди не спешили.
Снова появились споры о том, кому должен достаться город. Боэмунд требовал следования договору, по которому ему, как открывшему ворота в Антиохию и возглавившему оборону, следовало отдать жемчужину Азии. Тулузец требовал остаться верным клятве басилевсу. Князь Тарентский орал, что Антиохия досталась христианам только благодаря ему, тулузец напомнил о Святом копье.
Кнехты угрюмо гудели и требовали идти дальше. Вожди их не слышали.
Роль Святого копья, как и его святость вновь и вновь ставились под сомнение. Наконец, назначили Божий суд. На площади развели два костра в три человеческих роста высотой и в несколько сажень длиной. Между ними оставили узкий проход. Бартелеми с копьем в руке должен был пройти через пламя.
Петр пошел в огонь, не задумываясь. Лишь преклонил колени для молитвы и укрыл голову. Он исчез в пылающем аде и вышел с той стороны. Под крики толпы поднял над головой ржавый наконечник, символ его победы… И упал на руки монахов. Он умер на следующий день, так и не развеяв сомнений и не прекратив кривотолки.
Тулузец не желал идти дальше, пока в городе оставался Боэмунд. Князь Тарентский же и вовсе считал поход оконченным. Своей цели он достиг.
Кнехты гудели все больше.
И тогда на землю пришел мор. Тысячи трупов лошадей и обобранных до нитки гази оставались под солнцем. Копать твердую землю было тяжело, жечь нечем. Трупы терзали стервятники, мясо гноилось и смердело. Все это под происходило под июльским солнцем. В городе началась эпидемия, косившая недавних победителей тысячами.
Кнехты уже не гудели, они требовали идти, угрожая сжечь город и всех его жителей, чтобы убрать яблоко раздора.
…Костя вел отряд в сторону разрушенного монастыря. Оставаться в городе, где трупы на улицах не успевали убирать, было опасней, чем ночевать за пределами стен. Мусульмане обходили эти земли, не тревожа христиан ни одной вылазкой за целый месяц.
Малышев оглянулся.
Две с половиной сотни людей. Кнехты, рыцари, конные и пешие, шли за ним. Над головой затрепетал багряный флажок с белым крестом, его баннер. Его знамя, врученное благодарным Боэмундом за отличия в битве. Именно они стали костью в пасти, готовой сомкнуться на горле христианского войска. Малой толикой, перетянувшей тысячи судеб. Князь Тарентский ценил тех, кого любили небеса. Еще ему очень нужны были сторонники. В то, что спор с графом Тулузским не дойдет до столкновений верили немногие. Ну а уж в то, что басилевс оставит главную жемчужину своей короны, почти утраченную и вновь обретенную, не сомневался даже последний обозник.
Треть войска составляли норманны. Боэмунд был их кумиром, лидером, человеком, доказавшем, что ему благоволят небеса. Когда он сказал, что завоевание Иерусалима начнется с защиты Антиохии, ему верили. Потомки викингов обживались в крае. Тулузцы его покидали.
Малышев еще раз оценивающе окинул взглядом отряд. С этими людьми им предстояло решить свою главную задачу. Отыскать друга, вернуться, разобраться с теми, кто все еще готовил им западню.
Как и в случае с капищем старой богини, им не пришлось много агитировать. Имена рыцарей, выстоявших против полчищ сельджуков и подаривших атакующим колоннам паломников шанс, были на слуху. Под полученное знамя стекались добровольцы. Бароны и графы гибли в боях, их выжившим людям нужны были новые вожди. Удачливые здесь ценились больше знатных отпрысков. Потому что удача в этом походе – милость Господа, каждая победа – проявление его заботы. Быть с теми, кто мил небесам, значило снять с себя бремя выбора. Думать о том, правильно ли ты поступаешь, не отходишь ли от тех целей, что указал Господь воинству своему. Кнехты не хотели думать, они искали тех, кто возьмет на себя эту обязанность. А им оставит то, что привычней – бой.
Христовое войско погрязло в раздоре вождей. Кто прав? Тот, кто уже доказал избранность, обрел прозвища "карающего меча Господа"? Или тот, кто повторяет вслух то, что им вложили на далекой родине? Кто требует идти дальше, к Святому Городу?
Воины роптали. Им надоело сидеть на месте.