Так кто же виноват в трагедии 1941 года?

«Бек не скрывал в тайне того, что польские устремления будут простираться на Советскую Украину и на получение доступа к Чёрному морю, но одновременно указал на мнимую опасность для Польши в случае вовлечения её в союз с Германией против СССР».

С целью рассеять польские опасения, Риббентроп изрек:

«что присоединение Польши к антикоммунистическим державам не связано было бы ни с какой опасностью, напротив Польша могла бы обеспечить свою безопасность, если бы она решилась разделить позицию, занятую Германией».

Так или иначе, но Польша очередной раз отказалась принять немецкие условия, и формальным поводом для этого, как это не парадоксально, послужил нежелание Варшавы участвовать в антисоветских планах фюрера.

Один из сопровождавших Риббентропа чиновников в последний день визита в Варшаву получил такой недвусмысленный ответ от начальника кабинета Бека графа Любенского:

«Польша считает себя полностью нацией европейской культуры, ощущающей как тесные связи с Францией и Англией, так и ищущей разумный компромисс с немецким соседом. Нужно длительное взаимопонимание с Германией, однако без того, чтобы Польша была бы втянута в антисоветские авантюры. В своей пограничной ситуации Польша не может позволить себе участие в антисоветских блоках. Такова позиция польского правительства, которую Бек изложил в беседе с рейхсминистром. Во внесенной этой ясности и лежит значение визита».

Отказ польского правительства от немецких предложений теперь часто трактуется именно как принципиальный отказ Варшавы от участия в антисоветских авантюрах Гитлера. Однако есть веские основания считать, что такая формулировка польского отказа была не более чем дипломатическим трюком, нацеленным не только на оправдание своего отказа от передачи Германии Данцига, но и служащим намеком на возможность сближения Варшавы с Москвой. Достаточно вспомнить приведенные выше документальные свидетельства того, что незадолго до этого Варшава считала себя естественным союзником Германии в будущем конфликте между Германией и Россией и мыслит Польшу державой от моря, до моря.

Так или иначе, но после окончания визита германский посол в Варшаве Мольтке, отвечая на вопрос о позиции Польши в случае столкновения между Германией и Россией, заявил:

«Обстановка полностью ясна. Мы знаем, что Польша в случае германо-русского конфликта будет стоять на нашей стороне. Это совершенно определенно».

Все дело в том, что присоединение Варшавы к антисоветской коалиции предлагалось Берлином лишь как своего рода символический жест, а практическую роль должны были сыграть обязательные политические консультации и территориальные уступки. Принимая во внимание реалии Польши того времени, такие требования Гитлера не могли быть удовлетворены никаким независимым польским правительством без серьезного риска потери власти над страной.

Это прекрасно видно из записи секретной встречи заместителя министра иностранных дел Польши Арцишевского с германским послом Мольтке, состоявшейся в середине мая. Главной целью беседы была попытка Арцишевского оправдать в глазах гитлеровцев позицию Бека, занятую им на пленарном заседании сейма. Он просил Мольтке уведомить Гитлера, что Бек 5 мая просто был вынужден произнести речь «под давлением общественного мнения, но он по-прежнему верен Гитлеру».

Далее Арцишевский сказал:

«Польша делала далеко идущие уступки Германии и готова идти еще дальше. Однако она не может полностью передать Германии экономического и политического господства над Данцигом. Польские государственные деятели не могут пойти на это, не потеряв власти над своей страной».