Так любят люди

— Так она сразу за нынешнего замуж вышла. Не может потому что быть одна. И так обо мне тоже судит. Год как прошел — начала каких-то женщин в дом ко мне водить. То вдруг уборщица какая-то будет мне помогать. Что я сам полы не вымою и посуду за собой? То какая-то повариха… Но она ж вкуса моего не знает? Не знает. Как будет готовить? То вдруг стала меня с собой в гости брать. Чего, думаю, берет? Ну, иду. Дочка просит — иду. Потом только понял, что это она меня с женщинами знакомит… Но я вам доложу: сколько женщин одиноких… Сорок пять плюс, как нынче говорится! Кошмар! Просто сваха какая-то она у меня, дочка.

ЛЮДМИЛА:

— Ну вот объясните вы ему: не должен человек один жить! Неправильно это! Он уже сам с собой начал разговаривать, куда это годится?!

СТЕПАН СЕМЕНОВИЧ:

— Я всегда сам с собой говорил. Почему нет? Нормальное дело. Дети маленькие вот все время сами с собой беседы ведут — и что? Вот вы можете ей объяснить, что я один никогда не бываю? Рюмочку налью, сижу, с Аллой разговариваю. Фантазийно, конечно, но в то же время и по-настоящему. Думаю про нее. Я сплю на белье, которое Алла купила. На завтрак готовлю то, что она мне готовила. Раньше через день на кладбище ходил, а теперь — раз в неделю. Думаю, дальше реже ходить буду, потому что нет ее там, в земле…

ЛЮДМИЛА:

— В каком смысле — нет? Ты мне не говорил ничего такого…

СТЕПАН СЕМЕНОВИЧ:

— Нет, я в том смысле, что та Алла, которую я любил, она не в земле. Труп в земле. А она нет. Она не там где-то. Но где-то есть… Мне с ней вдвоем дома лучше, чем с какой-то там поварихой или уборщицей. Я пытаюсь это Людке объяснить, а она не понимает. Говорит, что я с ума сошел.

ЛЮДМИЛА:

— Я так не говорю.

СТЕПАН СЕМЕНОВИЧ:

— Ну, думает. А я дома по-удавски спокоен. Всегда. Абсолютно. Я, Аллочка, рюмочка… Чего еще надо? Людка меня к вам зачем привела? Чтобы вы мне объяснили, что мне надо женщину искать. А я-то зачем пришел? Чтобы вы, наоборот, ей растолковали, что мне так лучше. Одному. Потому что я не один. Ну, не уходит Аллочка из головы, что я могу поделать? Разве это плохо? Или из души? Не знаю этого всего. Мы тридцать лет с ней прожили, куда мне еще? Кто? Зачем?

Вы не подумайте: я Людке очень благодарен, что она за меня так переживает. Правда. Я тебе, Люд, благодарен очень. Только мне лучше, как сейчас.

Я хорошую жизнь прожил. У меня дочка, внучка. У меня работа была важная. Сейчас все пытаются мою прошлую жизнь перечеркнуть, а не выйдет ничего. Люди-то все помнят. Те, кому я помогал, те, для кого строил, — они помнят. И Аллочка у меня. И все это уже не отнять, понимаете? С этим и умру. Там и Аллочку встречу. Где — не знаю, но знаю, что встречу…

* * *

Официантка Юля поставила на стол свекольник и улыбнулась.

Ее улыбка не была приклеенной. Она возникала и исчезала. При определенной фантазии, можно было даже представить, что улыбка появляется по моему поводу.

Я улыбнулся в ответ. Получилось неискренне. Но это не важно.

— Я хотела вас предупредить, — Юля продолжала улыбаться, — что к вам может кто-нибудь подойти и предложить разговор. Вас предупреждали? Вы можете разговаривать или не разговаривать, можете устанавливать любую таксу… Это ваше право. Единственное: нельзя ругаться и хамить. Тогда мы будем вынуждены попросить вас уйти, но я убеждена, что до этого не дойдет.

— Что значит: устанавливать таксу? За что?

— За разговор, — о бъяснила Юля. — Вы можете устанавливать таксу за разговор, разве вам не объясняли?

Разговор — это действие. Любое действие стоит денег. С другой стороны, подошедший или подошедшая может сам или сама попросить денег за общение. Это ваш выбор: давать или не давать. Захотите говорить с этим человеком — заплатите. Не захотите — не надо…

— У вас разговоры оплачиваются, как роуминг?

И снова Юля улыбнулась. Каждый раз у нее получалось улыбаться естественно.

— Подойти может женщина, мужчина или даже пара. Вы имеете право в любой момент прервать разговор или даже вовсе его не начинать. Только вежливо. Впрочем, вы явно человек интеллигентный. Если вас не устроит цена, вы можете вежливо отказаться. Никто не обидится.

Ресторан «Здравствуйте!»… Место, где оплачивается общение… Почему нет?

Когда таксистка Ирина про это рассказывала, я не поверил. Как-то не привык я верить незнакомым женщинам, что бы они ни говорили.

Получается, что таксистка с революционной фамилией говорила правду.

Вообще-то виски закусывать не надо. В этом и состоит прелесть этого напитка. Водку надо пить и закусывать. А виски можно медленно и с удовольствием потягивать.

Водка незаменима в резком разговоре, когда надо принять решение. Она прекрасна под вкусную еду. Во время скандала тоже сгодится. Под нее также хорошо тосковать: опрокидывать рюмашку и тосковать.

А виски чудесен для неспешной беседы, для которой подходит также определение «милая». Потягивая виски, хорошо наблюдать за окружающей жизнью или за своим собеседником. Если ругаться лучше под водку, то рассуждать — под виски. Сам по себе стакан виски с позвякивающим в нем кусочком льда уже придает весомость любой фразе.

Водка — для эмоций, ссор и братаний.