Богато украшенный золотом обеденный зал Плазы гудел обычной толпой безвкусно одетых русских туристов, экстравагантных бабушек и нескольких громких семейств из Техаса, все с покупками из ФАО Шварц и Тиффани и все за ранним ужином. Кроме Расти Кляйн.
Муа! Муа!
Расти чмокнула в обе щеки Дэна, стоило ему сесть.
«А Мистери придет?» — с надеждой спросил он.
Дюжины золотых браслетов громко зазвенели, Когда Расти хлопнула себя по лбу. «Твою мать! Кажется, я забыла сказать. Мистерии в шестимесячном туре со своей книгой. Мы уже продали пятьсот тысяч в Японии!»
Последний раз Дэн видел Мистрери на вечере в клубе поэзии Ривингон Ровер в Даунтауне. Она практически занималась сексом на сцене, читая импровизированную поэзию. Затем бледная, похотливая, желтозубая поэтесса ушла в творчество, и Дэн не видел ее с тех пор.
«Но ее книга ведь еще даже не вышла», — возразил он.
Расти собрала свои огненно-красные волосы на макушке и воткнула в них карандаш. Она подняла свой бокал мартини и осушила его, размазав ярко-розовую помаду по ободку. «Какое имеет значение, выйдет ли книга когда-нибудь. Мистери — уже звезда», — заявила она.
Жадный курильщик Дэн вдруг почувствовал острую потребность в сигарете. Но курение было запрещено, так что он схватил со стола вилку и вдавил зубцы в свою дрожащую ладонь. Мистери, которой было всего девятнадцать или двадцать (Дэн не был уверен), удосужилась написать мемуары под названием «Почему я такая легкая» меньше чем за неделю. В тот же день, когда она их закончила, Расти продала их Рэндом Хаус за поразительную шестизначную сумму, с последующей экранизацией.
Расти придвинула стул вперед и подтолкнула свой полупустой стакан минералки к Дэну, будто ожидая, что тот его выпьет. «Я отправила „Пепел, Пепел“ в „Северная Дакота Ревью“», — бесцеремонно сказала она. — «Им совершенно не понравилось».
«Пепел, Пепел» было последним стихотворением Дэна, написанным от имени парня, которому не хватало умершей собаки, но читатель должен был догадаться сам, что речь идет о собаке, а не о бывшем парне или вроде того.
Дэн поерзал по стулу. Всю неделю, после публикации его стиха «Шлюхи» в «Нью-Йоркере», он чувствовал себя непобедимым и знаменитым. А теперь — как чмо.
«Бусинка, я могу назвать несколько причин, по которым твое творчество не так привлекательно, как творчество Мистери», — прогудела Расти. — «ты еще очень молод, пупсик. Тебе просто нужна хорошая школа. И, твою мать, мне нужно еще выпить». Она отрыгнула в кулак и подняла обе руки над головой. Через секунду налитый до краев бокал с мартини оказался перед ней.
Дэн поднял свой полупустой стакан с водой и затем вновь отпустил его. Он хотел спросить о «нескольких причинах», по которым его творчество было менее привлекательным, чем творчество Мистери, но, опять-таки, он был почти уверен, что и так это знал. В то время как Мистери писала в основном о сексе, Дэн писал чаще о смерти, или о желании умереть, или о размышлениях о том, что лучше: быть мертвым или живым, что было довольно угнетающе, если задуматься. Кроме того, он не был сиротой, как Мистери, если верить ее легенде. Сирота, выращенная проститутками. А Дэн был просто семнадцатилетним мальчишкой, который жил в разваливающейся довоенной квартире в Верхнем Ист-Сайде со странным, но любящим разведенным отцом Руфусом и относительно любящей большегрудой сестренкой Дженни.
«Это все, что ты хотела сказать?» — удрученно спросил он.
«Ты шутишь?» — Заряженная четвертой порцией мартини, Расти выудила мобильный из своей эксклюзивной сумки от Луи Вюиттон. «Готовься, Дэнни-детка. Я звоню Сигу Кастлу из Красной Буквы. Я собираюсь заставить его дать тебе работу!»
Красная Буква был самым престижным литературным журналом в мире. Открытый пять лет назад немецким поэтом Сигфридом Кастлом в заброшенном складе Восточного Берлина, он недавно был куплен Конде Настом и перевезен в Нью-Йорк, где в настоящее время процветал в качестве неконтролируемого авангардного детища издателей Вога и Лаки.
Расти набрала номер еще до того, как Дэн мог что-то ответить. Конечно, работать в Красной Букве будет большой честью, но в данный момент он не искал работу.
«Но я все еще в школе», — пролепетал он. Его агент имела склонность периодически забывать, что ему было всего семнадцать, и потому он не мог встречаться с ней за утренними эспрессо по понедельникам или срываться в Лондон на поэтические чтения. Или работать полный день.
«Сиг-Сиг, это Расти», — прогудела она. — «Слушай, детка, я шлю тебе поэта. У него потенциал, но его нужно немного огранить. Понимаешь, о чем я?» Сигфрид Кастл — Дэн все еще не мог поверить, что Расти говорит с самим Сигфридом Кастлом, — сказал что-то, что Дэн не смог расслышать. Расти передала ему трубку. «Сиг хочет слово».