Так начиналась биология

Двойственность мировоззрения Василия Великого отчетливо проявляется и в других его проповедях. Например, говоря о размножении растений, он снова обращается к «Книге бытия», где сказано, что все растения обязательно должны иметь семена (см. гл. I, ст. 11–12). Но теперь почему-то Василий Великий игнорирует библейское утверждение, доказывая вполне основательно, что растения могут размножаться и иными способами — «каждое по-своему». «Шестоднев» Василия Великого сыграл определенную роль в культурной жизни Руси XI–XII веков. Он был пересказан Иоанном Экзархом болгарским с добавлением некоторых сведений и из других «Шестодневов», а также из отрывочных и весьма искаженных представлений Аристотеля. Компилятивный «Шестоднев» Иоанна получил распространение на Руси в XI веке. Следует отметить еще одну очень важную особенность в проповедях Василия Великого. Согласно религиозному учению центром мироздания является человек, для потребностей и утех которого якобы создана вся природа. Василий Великий решительно протестует против антропоцентризма. Он говорит, что вредное для человека может служить какой-либо другой цели и быть полезным для иных тварей земли.

Вся проповедь «Шестоднева» посвящена защите идеи сотворения, защите при помощи фактов, почерпнутых из науки древних. Поэтому автор этой проповеди спорит сам с собой, он пытается примирить непримиримые вещи — науку с религией — и в результате усугубляет противоречия между ними.

«„Корни“ античной науки не умирали не только в душе Василия Великого, но и на протяжении всех средних веков, то пребывая в состоянии анабиоза (в очень подавленном состоянии. — В. Ф.), то выгоняя чахлые искривленные отпрыски, то распускаясь неожиданно ярким, но недолгим цветом в эпохи солнечных дней, вдруг прорывавшихся сквозь серенькое небо средневековья»[10].

Влияние античной науки сказалось и на другой весьма колоритной личности этого периода — Блаженном Августине (354–430 гг.). Он был самым характерным представителем интересов и идеологии церкви, ее душой, за что и был назван «отцом церкви».

Блаженный Августин родился в Африке в семье крестьянина-язычника. Он является воплощением света и теней христианской религии первых веков. Этот очень образованный и умный человек сначала был большим поклонником античной мудрости, но затем стал страстным проповедником церковных догм. Однако противоречия между наукой и религией обуревали его. Он стремился найти ответ на волновавшие его чувства и думы и был уверен, что нашел его в непреклонной вере во «всемогущего и всеблагого» христианского бога. Но, как видно, ему так и не удалось достичь умиротворения. Об этом говорят его «Исповеди», полные драматизма: «Я говорю о том состоянии духа, когда любовь к благам вечным возвышает нас к небу, а удовольствия благ временных привязывают нас к земле; тут одна и та же душа наша в желаниях своих как бы разделилась надвое, ни того, ни другого вполне не желает всей волей своей и от того-то так тяжко мучается и не находит себе покоя… пока не придет выбор, на котором воля, доселе разделявшаяся, вся не сосредоточится». Августин сам не сумел сделать выбора. Он высказывает диаметрально противоположные взгляды на мирскую мудрость. «Не нравится мне, — говорит он, — что я придавал слишком много значения занятиям науками, которые многим святым людям мало известны». И в той же «Исповеди» говорит противоположное: «Если бы я стал давать советы тем, кого люблю, то стал бы их уговаривать не пренебрегать ни одним из человеческих знаний».

Мечтая о хорошей жизни для всех людей, он договаривается до антигосударственных взглядов. Августин спрашивает: «Что такое государство, если в нем уничтожена справедливость, как не огромный разбойничий стан?» И чтобы обосновать свой взгляд на «земные царства», вспоминает следующий легендарный диалог Александра Македонского с захваченным им в плен пиратом: «Что это тебе вздумалось нарушать мир на море? — А ты зачем нарушаешь его на всем земном шаре? Я это делаю на маленьком судне и потому меня зовут разбойником; ты же — с большим флотом, и потому тебя величают царем». Но на деле Августин защищал царей и царства («отдай кесарево кесарю»), так как они не нарушали прав церкви и содействовали укреплению христианства.