Так начиналась легенда. Лучшие киносценарии

– Нет! – старик ударил по столу кулаком. – Откроем карты: мне нужен испытатель, а не самоубийца!

Гущин мертвенно побледнел, и в какой-то миг показалось, что он бросится на своего шефа. Но вместо этого он вдруг рассмеялся.

– Ваша хваленая принципиальность начисто изменила вам, шеф. Вы едва ли найдете человека, которому так хотелось бы уцелеть и так нужно уцелеть, как мне.

– Я не понимаю иносказаний, но ваш смех звучит убедительно. Вы хотите жить. Что ж, даю вам добро.

– Спасибо, шеф, – растроганно сказал Гущин. – Вы не представляете, как я вам обязан!

– Но зато я знаю, как буду обязан вам, – пробурчал шеф. – Идите на медицинский осмотр…

…Взлетная дорожка аэродрома. К самолету приближается грузовик. В кузове лежит набоку нечто диковинное, напоминающее пленного марсианина: человек в скафандре, белом круглом шлеме, намертво соединенным с металлическим креслом.

Грузовик остановился возле самолета. К нему подвозят специальный подъемник, пленного марсианина опутывают тросами и загружают в кабину самолета. За прозрачной маской из искусственного стекла пилоту улыбнулись спокойные глаза Гущина.

Кресло зафиксировали в нужном положении. Гущин опробовал рычаги. Дан старт, и самолет резко набрал высоту…

…Начальник Гущина, несколько крупных чинов ВВС и другие причастные к испытанию лица наблюдают за полетом из круглой застекленной комнаты, где находится пульт управления.

– Приготовиться! – звучит команда.

– Внимание!

– Пошел!

И почти сразу:

– Отставить!

Ибо самолет, упустив какие-то мгновения, проскочил поле, и сейчас под ним лес.

Новый заход.

– Приготовиться!

– Внимание!

– Пошел!

И опять ничего не происходит – самолет снова «потерял» поле.

– Пилот волнуется, – проворчал шеф.

– Пилот ли?.. – сказал кто-то скептически.

Шеф зверем глянул на говорившего…

…Кабина самолета.

– Возьми себя в руки, – говорит Гущин пилоту.

Самолет выходит на поле.

– Приготовиться! – подает команду пилот.

– Внимание!

– Пошел!

В тот же миг Гущин резким движением вышибает клинья, закрепляющие кресло, то есть «выстреливает» собой.

…Снизу видно, как над самолетом возникло темное тело, затем распалось надвое: это отделилось кресло, и начался «каскад» – заработала система из нескольких парашютов.

Ближе к земле парашютиста подхватил ветер и понес в сторону леса.

Из гаража выехала санитарная машина с зловещим красным крестом. В нее забрались санитары.

Умело действуя стропами, парашютист препятствует сносу в опасную зону и, наконец, вовсе осиливает ветер…

…Гущин приближается к земле. Он видел ее под собой: огромную, светлую, манящую, с лесами, реками, пашнями, дорогами, садами, крышами и широко распахнул руки, словно желая ее обнять…

…Через несколько минут Гущин доложил шефу: «Задание выполнено». Старый, грузный, мрачный и властный человек молча обнял Гущина.

– Не стоит благодарности, шеф, – смеясь сказал тот. – Я поступил как эгоист. Мне просто нужна была маленькая проверка.

…Почтовое отделение. Гущин протягивает в окошко телеграфный бланк.

Девушка-телеграфистка прочла, шевеля губами: «Требуются ли еще седые человеческие волосы?» Удивленно подозрительно посмотрела на Гущина, почему-то вздохнула и стала пересчитывать слова…

Гущин вышел из почтового отделения. В черной «Чайке» его поджидал шеф.

– Ну, теперь куда? – ворчливо спросил он.

– Как поется в песне: «Куда глаза глядят», – весело отозвался Гущин.

– В «Арагви», – сказал шеф водителю.

…Утро. Спешат на работу люди. Со своим неизменным портфелем под мышкой идет Гущин. Заходит на почту.

Он подошел к окошечку, где выдают корреспонденцию до востребования.

– Гущин, – назвал он себя, протянув паспорт.

Он получил его назад вместе с телеграммой: «Да, да, да. Очень, очень срочно. Наташа»…

Домой Гущин вернулся очень поздно с каким-то свертком. Поймав удивленный взгляд жены, он сказал спокойно:

– Я уезжаю.

– Опять командировка?

– Ты не поняла меня. Я совсем уезжаю.

Она опустилась на стул, словно подогнулись ноги, нашарила в фартуке сигареты, жадно закурила.

– Как все это понять?

– Я уезжаю в Ленинград. Навсегда.

– Ну что я говорила! – вскричала она с каким-то странным торжеством. – Я сразу почуяла, откуда ветер дует.

– Да, ты очень проницательна, – бесстрастно сказал он.

– А зачем ты мне врал? – это прозвучало по-детски.

Гущин усмехнулся.

Она вдруг сникла, погас стеклянный блеск глаз, – случившееся наконец-то дошло до ее сознания.

– Уезжай, – сказала она устало. – Ты вправе это сделать… Когда ты едешь?

– Лечу. Завтра утром.

– А как же работа? – спросила она, словно это имело значение.

– Все сделано. Мне пошли навстречу. Я буду тебе помогать, независимо…

– Не надо об этом, Сережа, я знаю.

Их разговор прервало появление вернувшейся из похода дочери. Она вошла в пластиковых брюках и в ковбойке с закатанными рукавами, загорелая до черноты, с облупившимся носом и обветренными щеками.

– Привет, дорогие предки!

– Женя, папа нас оставляет, – сказала Мария Васильевна.

В красивых глазах Жени вспыхнул доброжелательный интерес к отцу, наконец-то решившемуся на поступок.