Так начиналась легенда. Лучшие киносценарии

– Освоим площадь – переживем. Не освоим – все равно с голоду подыхать!

…Удлинились тени, день склоняется к вечеру. Медленно-медленно растет горушка зерна. Несут буквально по горсти, по кружке, по совку.

– Слухай, женщины, так не пойдет! – кричит Петровна – Тут все равно не хватает. Я буду в рельсу колотить, пока на всю посевную площадь не наберется.

Тягостный, неумолчный звон, казалось, навечно поселился над деревней. Хозяйки захлопывали двери, окна, чтобы не слышать этого звона. Дети плакали в зыбках, тревожно ревела уцелевшая скотина.

– Ишь, разымает ее, дьявола! – со злобой сказала Софьина свекровь. – На кой только ляд мы ее выбирали!

– Нешто она для своей выгоды?

– Так где ж взять зерно-то? Все подчистую снесли.

– Ой ли? – прищурилась Софья. – А если по сусекам поскрести, может, и у нас семечко-другое найдется?

– Тс, дурища! О детях подумай! – шикнула на нее свекровь. – Снесем последнее, а назад – хрен да маненько получим!

– Петровна не обманет.

– Ну, как знаешь! Коли у тебя о детях сердце не болит…

– То-то и оно, что болит! Сообща мы, может, переживем, а поединоличности все равно сдохнем…

…Поздний вечер. Деревня словно вымерла. Неумолчное било разогнало людей по домам. Все схоронились за дверьми и ставнями своих полусожженных домов.

К Надежде Петровне подошли Анна Сергеевна и Дуняша.

– Кончай, Петровна, свое занятие. Больше все равно никто ничего не даст.

Петровна выпустила железную полосу, вернее, она сама выпала из ее ослабевшей руки.

– Как же так?.. – проговорила Петровна. – Цельного мешка не хватает.

– Ну и леший с ним! – плюнула Анна Сергеевна. – Обсеменимся чем есть!

– Не хочешь ты меня понять! – Петровна утерла взмокшее лицо. – Коли в малом уступить, и большое между пальцев уйдет.

Пошатываясь, она побрела к своему жилью, Анна Сергеевна и Дуняша сочувственно последовали за ней.

– Ложись-ка спать, – посоветовала Анна Сергеевна, – утро вечера мудренее.

– Утром сеять надо, – угрюмо отозвалась Петровна.

Они вошли в избу. Петровна сорвала с себя чистую рабочую кофточку и натянула на круглое тело какой-то рваный азямчик, повязалась обгоревшим платком, скинула сапоги, а босые ноги сунула в драные калоши. Анна Сергеевна и Дуняша с удивлением следили за этим переодеванием.

– Чего это ты оделась, как от долгов? – поинтересовалась Анна Сергеевна.

Петровна не ответила. Прихватив мешок, она вышла на улицу и под окнами соседского дома завела протяжным голосом нищенки:

– Подайте, люди добрые, хоть полгорсточки, хоть единое семечко!

Открылось окошко, чей-то стыдливый взгляд упал на Петровну, и ставня захлопнулась.

– Будет тебе срамиться-то на старости лет! – укорила подругу Анна Сергеевна.

– Подайте, люди добрые, хоть полгорсти, хоть семечко!

И вдруг Дуняша подхватила тонким голоском:

– Подайте, люди добрые!..

Из дома донеслось:

– Пойди отнеси, она, дьявол, все равно не отвяжется.

Истово, с поклоном Петровна приняла от Софьи «подаяние» и пошла дальше.

– Подайте, люди добрые, хоть полгорстки, хоть единое семечко!

– Подайте, люди добрые!.. – тоненько подхватывает Дуняша.

Из окна высунулась Комариха.

– Некрасиво, Петровна! Председательница колхоза, а, как побируха, с рукой ходишь.

– Для вас же, черти! Для вас на старости лет с рукой пошла!

И уж из многих окон – кто с ухмылкой, кто с недоумением, кто с проблеском стыда – следят люди за странным и невеселым представлением Петровны. И все видят, что по лицу председательницы градом катятся слезы.

– Эй, бабы! – крикнула Анна Сергеевна – У кого совесть есть? – Она забрала мешок из рук Надежды Петровны, широко распахнула ему горло. – Сыпь, не жалей!..

Из домов, полуодетые, показались женщины с ведрами, полными зерна…

– Я сделаю вас счастливыми, сволочи, – полуслепая от слез шепчет Крыченкова, – насильно, а сделаю…

…Летняя ночь, светлая, как день, но не от полной луны, не от звездной россыпи – от зарниц артиллерийских залпов, охвативших весь горизонт, от прожекторов, ошаривающих голубыми лучами рваные облака, от ракет, стекающих каплями на землю. Красная строчка трассирующих пуль прошивает небо. Гудят в выси самолеты, то и дело сбрасывая ракеты. Тяжелый грохот сотрясает воздух. Не спит деревня. Бабы и девки сгрудились вокруг Надежды Петровны.

– Опять Суджу бомбят…

– Городок с ноготок, а сколько беды принял!..

– Не более других! Что Суджа, что Рыльск, что Льгов, что сам Курск – одной кровью мазаны…

– Тикать надо, бабы, бо немец нас лютой смертью казнит, – сказала Комариха.

– Теперича не жди пощады! – поддакнула Софьина свекровь.

– Хотите – раздам паспорта, и тикайте кто куда горазд, – предложила Надежда Петровна. Голос ее отравлен горечью.

– Тикать – так всем миром, поврозь – нам сразу капут.

– Не придет немец, бабы, бросьте плешь на плешь наводить! – напористо сказала Петровна.

– А ты почем знаешь?

– Ей генерал сказал!

– Маршал!

– Сам Верховный Главнокомандующий!

– Архистратиг Михаил мне ноне являлся в светлых латах и плащ-палатке. Пущай, говорит, бабы не беспокоятся, ваши воины поломают Курскую дугу.

– Смеешься!.. Как бы плакать не пришлось!