Так начиналась легенда. Лучшие киносценарии

– Вот это да! – восхитился толстяк Лупачев. – Она пестрей Людки Былинкиной!

– Сравнил тоже! – подхватил чернявый как жук Пека Фрязин. – Людке до нее, как до небес!

– Помолчите, ребята! – строго сказала Ксения Герасимовна. – Ты откуда, девочка?

– Мясоедовские мы, – по-взрослому ответила девочка.

– Как тебя звать?

– Настя.

– А фамилия?

– Жигалина.

– Постой, ты не предколхоза дочь?

– Ага.

– А как ты здесь очутилась?

– Меня мамка привела. К тете Дуне жить…

– Дуня вам родня?

– Ага. Она тети Валина дочка.

– А где же твои родители?

– Папка в этом… ополчении, а мамка в госпитале.

Ксения Герасимовна чуть помолчала, что-то соображая про себя.

– Слезами горю не поможешь, – решительно сказала учительница. – Пойдем, будешь у меня жить…

…Клушинская школа расположилась в помещении колхозного правления. Сюда же переколотили школьную вывеску.

После уроков, когда ребята гуртом выкатились на улицу, толстяк Лупачев предложил Пеке Фрязину:

– Эй, жук, давай из новенькой «масло жмать»!

– Лучше из тебя жмать, жиртрест! – огрызнулась новенькая – Настя Жигалина.

Ей бы помолчать – из новеньких всегда «жмут масло», и ничего страшного тут нет, но ее насмешка обозлила Лупачева, а строптивость – Пеку Фрязина. И «жмать» ее стали с излишним азартом.

– Да ну вас!.. Дураки!.. Пустите!.. – крикнула Настя. – Да ну вас, черти паршивые!.. – В голосе ее послышались слезы.

Но ее вопли лишь придавали прыти «давильщикам», они разбегались и враз прижимали девочку с боков. Настя захныкала. И вдруг вместо податливого Настиного тела Лупачев встретил чье-то колючее плечо, ушибся о него ребрами и отлетел в сторону.

– Ты чего?.. – пробормотал он обиженно, но сдачи не дал, ибо отличался миролюбивым нравом и задевал лишь тех, кто был заведомо слабее его. А с Юркой Гагариным, известно, лучше не связываться. Вот Пека Фрязин попробовал – и оказался на земле. Вскочил, сжал кулаки – и снова уткнулся носом в грязь. И главное, Юрка не злится вовсе, губы улыбаются, глаза веселые, блестящие и… опасные. А крепок он, как кленовый корешок. Нет, лучше с ним не связываться. Да и на кой она сдалась, эта конопатая плакса! И Лупачев пошел себе потихоньку прочь, а за ним, ругаясь и грозясь, ретировался отважный Фрязин.

– Не плачь, – сказал Юра девочке. – Они же в шутку.

Настя дернула носом раз-другой и успокоилась.

– Какой ты сильный! – сказала она восхищенно. – Здорово дал!

– Да это понарошку, – отмахнулся скромный рыцарь. – Слушай, ты умеешь хранить тайну?

– Ага!

– Побожись, что никому не скажешь.

– Гада буду!.. – Веснушчатое Настино лицо выражало трепетное любопытство.

– Тогда пошли!..

И ребята быстро зашагали по деревне в сторону околицы…

… – Видишь? – Гагарин показал на торчащие из болота останки самолета.

– Чего? – В глазах Насти полнейшее равнодушие.

– Как – чего? Самолет! – И с гордостью: – Это мой самолет, никто о нем не знает.

– Ну да? – вежливо удивилась Настя.

– Рыжим буду!.. Тут наши летчики сели. Одного немцы подбили, а другой его прикрывал. Вза-имо-выручка, – выговорил он важно, хоть и не без труда. – Хочешь, покатаемся?

– А он же сломанный, – резонно заметила Настя.

– Да нет же!.. Знаешь, как летает? Будь здоров! Надо только залезть туда и сильно-сильно захотеть. Я сколько раз летал!.. Правда.

Настя весьма скептически относится к Юриному энтузиазму, но, как существо женственное, чувствует, что это из тех мужских глупостей, которым лучше верить или хотя бы делать вид, будто веришь, если не хочешь потерять друга.

– Ну, давай… – Она шагнула вперед и сразу провалилась в торф. – Топко!..

– Полезай на закорки!

Юра пригнулся, Настя обхватила его руками за шею и повисла у него за спиной. Он пересек узенькую полоску болота и опустил ее на крыло самолета. Вскарабкался сам и помог ей забраться в кабину.

– Держись крепче. Сейчас мы взлетим.

Он делает вид, будто заводит мотор, берет на себя штурвал и отменно имитирует воющий звук самолета.

Чуть побледнев, Настя смотрит на плывущие по небу облака.

– Поднимаемся! – ликует Юра – Чувствуешь, как высоко?

То ли налетел ветер, убыстрив ход облаков и облив тугими струями искалеченный фюзеляж и разгоряченные щеки, то ли такова власть чужой убежденности и веры, но Настино сердце на миг испытало ощущение полета. Она зажмурилась и закинула голову назад, маленький рот чуть приоткрылся. Вслед за тем она испуганно распахнула глаза и крикнула:

– Назад хочу!

– Идем на посадку! – радостно откликнулся Юра.

Он перенес Настю на твердое.

– Понравилось летать?

– Ага, – сказала она равнодушно и уже совсем иным тоном – живым и мечтательным: – Пирожка бы сейчас!

– Оголодала?

Настя замотала головой.

– Я сытая. Пирожка охота… У нас каждый-каждый день пироги пекли. С яйцами, грибами, капустой, рисом, с яблоками, вишнями, черникой…

– А ты, видать, балованная! – засмеялся Гагарин.

– Конечно, – с достоинством подтвердила Настя. – Я моленное дитя.

– Как это – моленное?

– Папка с мамкой никак родить не могли. И бабка покойная меня у Бога вымолила.

– А разве Бог есть? – озадачился Юра.

– Только у старых людей. У молодых его не бывает.

– Жалко! – снова засмеялся Юра – А то бы мы пирожка намолили!